Это было на рассвете

Под танком разорвалась закопанная в землю авиационная бомба… К комбату подбежали Жибрик, замполит батальона Бокун, командир танка Желтунов и другие.

Ввиду ранения майора Владимира Васильевича Платицына бригада лишилась одного из лучших командиров батальона. Его лично знал Маршал Советского Союза К. А. Мерецков. Вот что он пишет в своей книге воспоминаний «На службе народу»:

«Говоря о тех, кто своей кровью способствовал освобождению Советской Карелии, нельзя обойти имя командира 1-го танкового батальона 7-й отдельной гвардейской танковой бригады В. В. Платицына. Его хорошо знали в войсках. 16-летним юношей Владимир сумел настоять, чтобы его приняли раньше, чем положено, в танковое училище. Он сражался еще с белофиннами в 1939—1940 годах и тогда же стал краснознаменцем. С первых дней Великой Отечественной войны Владимир Васильевич находился в действующей армии, командуя танковым взводам, ротой, батальоном… Особенно отличился он под Новгородом, в Карелии…»

Комбриг Юренков дважды по рации вызывал Платицына, но рация молчала: все были вне танка, оказывали помощь комбату.

— Степан Алексеевич, съездите к Платицыну, уточните обстановку, если нужно, то окажите помощь, — приказал комбриг своему заместителю подполковнику Панову.

Замкомбрига, не доезжая до действующих танков, вдруг увидел мчавшуюся навстречу тридцатьчетверку с номером «100» на башне. «Зачем Платицын устремился в тыл? Надо уточнить», — решил он и остановил свой «виллис».

— Сто-о-ой! В чем дело? — крикнул Панов.

— Товарищ подполковник, тяжело ранило комбата, — доложил высунувшийся из люка башни командир танка Желтунов и показал рукой на надмоторный люк. На нем лежал с перевязанной головой комбат Платицын.

— Володя, что с тобой? — взволнованно спросил Панов.

— Ничего особенного, Степан Алексеевич. Час от часу не легче. Есть шансы остаться без зрения, — тихо ответил комбат.

Замкомбрига минуты две стоял молча, сбивая то на затылок, то на лоб свой танкошлем. Потер индивидуальным пакетом вспотевший лоб и повлажневшие глаза. Вот уже два года они вместе сражались с фашистами. Теперь приходится расставаться и, может быть, навсегда.

Степан Панов взял правую, не раненую руку Платицына и, прижав ее к своему сердцу, спокойно, но твердо сказал:

— Володя, будем надеяться, что восстановишься. Твой организм переборет недуги. Желаю тебе быстрейшего выздоровления. Где бы ты ни был — разыщу тебя…

— Спасибо, Степан Алексеевич. Возьмите. Там карта с обстановкой. — Он снял с себя планшетку и передал ее замкомбригу.

Потом подполковник Панов из танка Платицына доложил комбригу обстановку и сказал, что принял командование батальоном. Командир бригады тут же ответил:

— Решение правильное.

Долго боролись врачи за зрение Платицына. Оно катастрофически терялось. Ранение давало знать о себе с каждым днем. Прослужив еще три года, Владимир Васильевич был вынужден покинуть армейскую службу навсегда.

— Надюша, милая моя! Ты у меня одна, как же будем жить? Я ведь здоров, но не вижу белого света, — с горечью говорил он жене.

— Володя, как ты смеешь так говорить? У нас есть Родина, партия, народ. У тебя немало друзей, с которыми шел рядом в боях, с которыми делишься своими заботами и теперь, хотя не видишь сегодня их убеленные головы, исковерканные осколками лица. Ты еще сможешь приносить пользу людям, — успокаивала его жена.

Нелегко сложился жизненный путь Платицына в послевоенные годы. Без зрения он закончил с золотой медалью среднюю школу, а затем с отличием — юридический факультет Московского государственного университета. И вот уже шестнадцать лет работает адвокатом.

— Продолжаю служить Родине, — говорит подполковник в отставке, инвалид Отечественной войны первой группы, Герой Советского Союза Владимир Васильевич Платицын.

С рубежа озера Сари-ярви в передовом отряде состоял третий танковый батальон под командованием капитана Сергея Александровича Устинникова.

Наш танк был направляющим. Только прошли с километр, как страшной силы взрыв потряс машину. Несколько развернувшись вправо, танк остановился. Последовал еще взрыв. Голова закружилась, в ушах зазвенело. Какое-то время все молчали.

— Вот так долбануло-о-о! — послышался в ТПУ (танковое переговорное устройство) голос радиста Алексея Пудовкина.

Вижу: башенный стрелок молча сидит на своем месте.

— Илюша, ты-то живой? — спросил я механика-водителя. Он, пробормотав разозленно о чем-то, открыл свой люк и вышел из машины.