Это было навсегда, пока не кончилось. Последнее советское поколение

Главным объектом этой критики был феномен «двуличности» и «притворства», якобы распространившийся в комсомольской среде. В прежние годы интерес к западной поп-культуре трактовался иначе. Стиляг, например, представляли не только как исключение из общего правила, отличное от нормального большинства молодых людей, но и как что-то нахально показное и всеми легко узнаваемое — их было сразу видно по «попугайскому виду», «порнографическим шляпам», «развязному поведению» (см. главу 5). В новой критике конца 1970-х — начала 1980-х годов интерес к западной культуре предстает как что-то скрытое, личное, не всегда заметное невооруженным взглядом. Стиляга выставлял свое прозападное «я» напоказ; новый приспособленец скрывал его под маской комсомольского активиста. Стилягу следовало приструнить; нового приспособленца следовало разоблачить, Согласно этой критике, тип приспособленца в среде советской молодежи был относительно новым явлением конца 1970-х — начала 1980-х годов. Однако, как мы видели в главе 5, воображаемый Запад был неотъемлемой частью комсомольской жизни на протяжении всего периода позднего социализма, начиная с послевоенных лет. То, что интерес к «западной культуре» среди комсомольцев попал в поле зрения партийной критики именно в начале 1980-х, говорит не столько о переменах в настроении самой молодежи (скажем, о неожиданно появившемся интересе к воображаемому Западу), сколько о переменах в логике самой партийной критики (а именно в осознании партийным руководством того, что смыслы и способы социалистического существования, особенно среди молодежи, выходят из-под партийного контроля).

И тем не менее, какой бы новой ни казалась эта критика, в ней воспроизводился давно знакомый подход. Как и прежде, проблема понималась на уровне внутренней психологии отдельной личности, а не советской системы вообще. Если интерес к буржуазной культуре был проявлением двуличности субъекта (согласно агитационному плакату) или проявлением его незрелости (согласно партийным социологам), то можно было обойтись без анализа того, как в действительности проявляется «влияние буржуазной культуры» в советском контексте. А в действительности «буржуазная культура», и особенно западная рок-музыка, в 1970–1980-х годах совсем не всеми и не обязательно воспринималась как что-то, противоречащее «советским ценностям», а подчас даже переплеталась с ними самым причудливым образом. И в этом переплетении ценностей в действительности было гораздо больше риска для советской системы, чем в «двуличии» или «наивности» приспособленцев.

Примерный перечень

Итак, к началу перестройки руководство ВЛКСМ признало, что меры по предотвращению влияния буржуазной культуры на советскую молодежь, которые применялись на протяжении многих лет, не приносят плодов. Необходим был новый, более эффективный подход. Журнал «Молодой коммунист», издававшийся для комсомольского актива, писал, что руководство комсомола оказалось не информировано о том, насколько широко по всей стране распространяются магнитофонные записи западных групп и информация о них. «Мы не заметили, — писал автор журнала, — как в масштабах страны возникла огромная субкультура, представители которой имеют общие интересы, занятия и каналы обмена информацией. У них даже появились неформальные клубы, объединяющие все слои молодежи — студентов, школьников, рабочих, инженеров, — и возникли специализированные самиздатовские журналы, такие как “Ухо”, “Рокси” и “Кот”, в которых журналисты-любители печатают статьи о музыкальных записях западных и советских рок-групп и переводы статей из западной музыкальной прессы». Эти журналы, продолжала статья в «Молодом коммунисте», копируются по многу раз на печатных машинках или методом фотографической пересъемки[221], и их копии расходятся по всей стране, подобно музыкальным записям. В заключение «Молодой коммунист» рекомендовал руководству ВЛКСМ на местах повысить контроль за культурными интересами молодежи и попытаться остановить бурное распространение магнитофонных записей западной рок-музыки[222].