Читаем Это было навсегда, пока не кончилось. Последнее советское поколение полностью

Вспомним, как именно Андрей занимался воспроизводством формы подобных высказываний. Он составлял свои авторитетные тексты, пользуясь общими принципами авторитетного дискурса, которые он усвоил из практики комсомольской деятельности (см. главу 3). В большинстве текстов присутствовали стандартные фразеологические «блоки», типа «непримиримое отношение», «буржуазная мораль», «дух советского патриотизма и социалистического интернационализма», «идейные враги» и так далее. Кроме того, тексты и выступления на этом языке имели стандартную дискурсивную форму — в них использовалось множество номинативных конструкций, выстроенных в длинные фразы без глаголов. Риторически эти тексты строились по принципу замкнутой логической структуры (см. подробнее в главе 2). Контексты, в которых эти тексты циркулировали (комсомольские собрания, выступления партсекретарей, газетные передовицы, агитационные материалы), тоже были сугубо ритуализованными. Благодаря частой повторяемости этих стандартных высказываний в ритуализованных контекстах Андрей и его молодая аудитория с легкостью узнавали их принадлежность к фиксированному авторитетному дискурсу, который чаще всего не следовало интерпретировать буквально. Эта специфика авторитетного дискурса давала Андрею и его слушателям возможность воспринимать партийно-комсомольскую критику «буржуазной культуры» по-разному. С чем-то они могли соглашаться, читая эту критику буквально. Например, Андрей, будучи гораздо более активным комсомольцем, чем большинство его сверстников, вполне искренне соглашался с официальными высказываниями о том, что при капитализме часть искусства неизбежно коммерциализируется, в чем ничего хорошего, по его мнению, не было (этот факт, как он знал, критиковался и многими западными рок-музыкантами, например Джоном Ленноном). Он мог вполне согласиться и с партийными высказываниями о том, что капитализм повинен в империалистических и неоколониальных войнах. Но другую часть критики западной культуры он, как и большинство представителей его среды, воспринимал как чистую формальность, игнорируя ее буквальный смысл. Например, критику западной рок-музыки как морально ущербной и антисоветской, которая часто звучала в авторитетных текстах, он с легкостью игнорировал.

С другой стороны, и сами песни западных рок-групп или статьи о них Андрей обычно не интерпретировал буквально (так, как они воспринимались в их исходном «западном» контексте). Для Андрея они являлись проявлениями иного, воображаемого мира, который был неотъемлемой частью здешнего, советского контекста, а не высказываниями о некоем настоящем, реальном Западе, которые следует интерпретировать дословно. Истории о наркотической зависимости западных рок-звезд воспринимались Андреем не как реальный рассказ или описание реальной жизни «на Западе», а как нечто фантастическое и потому вызывающее скорее любопытство, чем ощущение моральной несовместимости этой жизни с советской действительностью. Как и в случае со звучанием песен на не совсем понятном английском языке, эти истории про рок-музыкантов имели характер «пустых» символических оболочек (см. главу 5), крайне важных для процесса создания своего собственного воображаемого Запада. Не случайно интерес к историям о проблемах рок-звезд с наркотиками и алкоголем и даже восторженное упоминание этих историй на комсомольских дискотеках не помешали Андрею организовать активную кампанию по борьбе с пьянством в общежитии его института.

Очевидно, что участие Андрея в этом дискурсивно-идеологическом разноречии{414} неверно было бы рассматривать как безусловный признак двуличия или приспособленчества. Сам Андрей заметил впоследствии, во время серии наших интервью в 1994 году, что все его тексты начала 1980-х — и комсомольские выступления, наполненные антибуржуазным пафосом, и переводы статей о западных рок-группах, наполненные восторгом к западной культуре, — были для него в те годы одинаково важны. В них отражались его интересы и идеалы, его активная, ответственная и относительно независимая позиция по отношению к своей и общественной жизни. Не случайно все эти тексты годами хранились в одной и той же папке его личного архива, помеченной просто «1982 год». В райкоме комсомола отношение к разным видам деятельности Андрея среди молодежи было аналогичным. Хотя он активно пропагандировал музыку, которая время от времени называлась «идейно вредной», райком считал его одним из лучших секретарей комитетов комсомола в районе, ссылался на его комсомольскую работу как на пример творческого подхода и наградил Андрея двумя почетными грамотами «За активную работу по коммунистическому воспитанию молодежи».


Письма с полюса холода

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека журнала «Неприкосновенный запас»

Кочерга Витгенштейна. История десятиминутного спора между двумя великими философами
Кочерга Витгенштейна. История десятиминутного спора между двумя великими философами

Эта книга — увлекательная смесь философии, истории, биографии и детективного расследования. Речь в ней идет о самых разных вещах — это и ассимиляция евреев в Вене эпохи fin-de-siecle, и аберрации памяти под воздействием стресса, и живописное изображение Кембриджа, и яркие портреты эксцентричных преподавателей философии, в том числе Бертрана Рассела, игравшего среди них роль третейского судьи. Но в центре книги — судьбы двух философов-титанов, Людвига Витгенштейна и Карла Поппера, надменных, раздражительных и всегда готовых ринуться в бой.Дэвид Эдмондс и Джон Айдиноу — известные журналисты ВВС. Дэвид Эдмондс — режиссер-документалист, Джон Айдиноу — писатель, интервьюер и ведущий программ, тоже преимущественно документальных.

Джон Айдиноу , Дэвид Эдмондс

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Политэкономия соцреализма
Политэкономия соцреализма

Если до революции социализм был прежде всего экономическим проектом, а в революционной культуре – политическим, то в сталинизме он стал проектом сугубо репрезентационным. В новой книге известного исследователя сталинской культуры Евгения Добренко соцреализм рассматривается как важнейшая социально–политическая институция сталинизма – фабрика по производству «реального социализма». Сводя вместе советский исторический опыт и искусство, которое его «отражало в революционном развитии», обращаясь к романам и фильмам, поэмам и пьесам, живописи и фотографии, архитектуре и градостроительным проектам, почтовым маркам и школьным учебникам, организации московских парков и популярной географии сталинской эпохи, автор рассматривает репрезентационные стратегии сталинизма и показывает, как из социалистического реализма рождался «реальный социализм».

Евгений Александрович Добренко , Евгений Добренко

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука
1941. Пропущенный удар
1941. Пропущенный удар

Хотя о катастрофе 1941 года написаны целые библиотеки, тайна величайшей трагедии XX века не разгадана до сих пор. Почему Красная Армия так и не была приведена в боевую готовность, хотя все разведданные буквально кричали, что нападения следует ждать со дня надень? Почему руководство СССР игнорировало все предупреждения о надвигающейся войне? По чьей вине управление войсками было потеряно в первые же часы боевых действий, а Западный фронт разгромлен за считаные дни? Некоторые вопиющие факты просто не укладываются в голове. Так, вечером 21 июня, когда руководство Западного Особого военного округа находилось на концерте в Минске, к командующему подошел начальник разведотдела и доложил, что на границе очень неспокойно. «Этого не может быть, чепуха какая-то, разведка сообщает, что немецкие войска приведены в полную боевую готовность и даже начали обстрел отдельных участков нашей границы», — сказал своим соседям ген. Павлов и, приложив палец к губам, показал на сцену; никто и не подумал покинуть спектакль! Мало того, накануне войны поступил прямой запрет на рассредоточение авиации округа, а 21 июня — приказ на просушку топливных баков; войскам было запрещено открывать огонь даже по большим группам немецких самолетов, пересекающим границу; с пограничных застав изымалось (якобы «для осмотра») автоматическое оружие, а боекомплекты дотов, танков, самолетов приказано было сдать на склад! Что это — преступная некомпетентность, нераспорядительность, откровенный идиотизм? Или нечто большее?.. НОВАЯ КНИГА ведущего военного историка не только дает ответ на самые горькие вопросы, но и подробно, день за днем, восстанавливает ход первых сражений Великой Отечественной.

Руслан Сергеевич Иринархов

История / Образование и наука