Это было в Краснодоне

– Мы будем работайт ваш комната. Отшен ка-роши комната… Вы есть русский полицаймайстер?

Соликовскии подбросил руку к папахе.

– Так точно, господин… господин…

– Майстер, – подсказал шеф. – Я имею быть майстер. Вы есть полицаймайстер, я – майстер, ха-ха-ха!..

Соликовскии подумал, что майстер – это фамилия. До сих пор ко всем немцам он обращался только по их званию, и назвать шефа гестапо просто по фамилии он не сразу решился. Но так как шеф больше ни слова не добавил и продолжал смеяться, он осмелился робко представиться:

– Так точно, господин… Майстер. Фельдфебель Соликовский! – и потянул к себе за рукав Подтынного. – Мой заместитель фельдфебель Подтынный…

Шеф кончил смеяться и, протерев глаза кончиком не очень свежего носового платка, указал на стул.

– Возьмите свой место… Будем иметь э-э… немножко разговор.

Подтынному он не предложил сесть, и тот продолжал стоять, вытянув руки по швам.

– Вы будет рассказывайт, какой работа ваша полицайкоманда делал русский партизан. Все рассказывайт…

Старательно подбирая слова, которые казались ему самыми простыми и понятными, Соликовский принялся подробно рассказывать обо всем, что происходило в полиции в эти дни: как удалось заполучить список почти всей подпольной организации, как ловко и быстро были схвачены молодогвардейцы…

– Все партизан арестованный? – неожиданно оборвал его «майстер».

– Нет, пока не все, некоторым удалось убежать… Да куда они денутся? Побегают и придут домой. Мы установили постоянное наблюдение за квартирами…

«Майстер» недовольно пробормотал что-то, холодно взглянув на Соликовского.

– Сколько вы зеваль?

Соликовскии не сразу сообразил, о чем спросил шеф, и Подтынный пришел ему на помощь. Он раскрыл лежавшую на столе папку, быстро подсчитал.

– Еще не пойманы восемнадцать человек, господин майстер. Вот их список.

Гестаповец подвинул папку, медленно, будто запоминая, перечитал вслух все фамилии. Потом взглянул на Подтынного своими глазами-кнопками:

– Плёхой работа… Вы есть не фельдфебель. Вы есть… э-э-э…

– Но мы арестовали их родителей, – поспешил доложить Соликовский. – Фатер и матер – понимаете, господин Майстер? Они будут сидеть в камерах, пока не скажут, где их дети…

«Майстер» сердито спросил, как проводились допросы арестованных и какие показания дали молодогвардейцы.

– О, мы с ними не церемонились! – живо воскликнул Соликовский. Он сообщил, что все арестованные допрошены по нескольку раз, за исключением Шевцовой, которую привезли только вчера. Главари организации – Третьякевич, Земнухов, Мошков, Попов и другие – уже избиты так, что на допрос их приходится чуть ли не на руках приносить.

– Нам не удалось пока получить нужные сведения. Но эта штука заставит их развязать языки! – он положил на стол мохнатый кулак.

«Майстер» улыбнулся, будто хотел сказать что-то приятное.

– Вы есть глюпый толстый дурак. Этот штука может пугать маленький дети. Партизан нужен другой штука… Мы вам покажем, что есть настоящая кароший работа! Германский гестапо умеет кароший работа, ха-ха-ха!..

«Майстер» больше ни о чем не спрашивал. Тяжело поднявшись, он вышел из кабинета. Следом двинулись гестаповцы. Соликовский и Подтынный, потоптавшись на месте, неуверенно пошли за ними.

В коридоре «майстер» распахнул первую попавшуюся дверь – это была женская камера, она размещалась напротив кабинета Соликовского.

Тяжелый, насыщенный парами воздух ударил в нос. Небольшая квадратная комната была набита битком. Девушки, женщины с детьми, старухи сидели прямо на полу или стояли у стен, тесно прижавшись друг к другу.

«Майстер» подозвал Соликовского.

– Все партизан? – спросил он, указав на камеру.

Соликовский вполголоса пояснил:

– Тут есть также их родители. Я докладывал вам… Некоторые арестованы по подозрению в соучастии…

«Майстер» заглянул в следующую дверь.

– Здесь?

– Тоже… – кивнул головой Соликовский.

Проверив все камеры, «майстер» вышел из коридора прямо на улицу. Возле барака его ожидала крытая брезентом штабная машина. У самой машины он остановился и поманил пальцем Соликовского.

– Сегодня вы будет выгоняйт всех лишний! Матка, татка – всех! Оставляйт только партизан! Завтра гестапо показывайт настоящий работа!

И, повернувшись, с трудом втиснулся в машину. Соликовский вернулся в свой кабинет и сказал Подтынному:

– Ну, давай списки. Будем смотреть, кому идти в рай, а кому – в ад…

В этот день вернулись домой все родители молодогвардейцев и те, кого арестовали просто по подозрению. В их число попал и Витя Лукьянченко – против него никаких улик не было. В камерах остались коммунисты и молодогвардейцы.

То, что происходило затем в сером бараке, описать невозможно. Помните короткие, страшные строки романа А. Фадеева «Молодая гвардия»: «И мучения, которым их подвергали теперь, были мучения, уже непредставимые человеческим сознанием, немыслимые с точки зрения человеческого разума и совести».