Это было в Ленинграде. У нас уже утро

— Насчёт заработков повтори, — коротко сказал он после первой стопки.

Вербовщик повторил.

По мере того как вербовщик говорил, у Весельчакова начинала кружиться голова, хотя он не испытывал головокружения даже в самых жестоких штормах.

— А… не заливаешь?

Вербовщик с оскорблённым видом достал из портфеля бланк договора. Всё было верно.

Положив бланк возле себя и подвинув бутылку к вербовщику, Весельчаков ласково сказал:

— Пей давай.

Потом он подписал договор. Когда вербовщик собрался уходить, Весельчаков ревниво сказал ему на ухо:

— Ты… очень-то не вербуй. Государственные деньги зря не растрачивай.

Он сознавал бессмысленность этого совета, но ничего не мог с собой поделать. Мысль о том, что ещё кто-то получит такую же сумму, как он, была для него невыносима.

— Что вам нужно? — резко спросил Доронин. Распространяя вокруг себя острый запах рыбы, Весельчаков неторопливо подошёл к столу.

— Мне-то ничего, — спокойно сказал он, — разве что денежки получить. Вам, говорят, чего-то понадобилось, товарищ директор.

— Значит, это вы ходили в море? — удивлённо спросил Доронин.

— Я ходил.

— И взяли хороший улов?

— Улов обыкновенный, — все так же спокойно сказал Весельчаков.

— Вот что, — преодолевая неприязнь к этому человеку, заговорил Доронин, — мне передавала Вологдина, что вы отказываетесь рассказать о своём опыте. Почему?

— Чудное дело, товарищ директор, — усмехнувшись, ответил Весельчаков. — Какой такой опыт? Море — оно море и есть, рыбы в нём на всех хватает. Выходи да бери. Работать надо, а балясы точить не наше дело.

— Вы ерунду говорите, — сказал Доронин. — Вам прекрасно известно, что в этом одинаковом для всех море не все работают одинаково.

— Бывает, — согласился Весельчаков, наклоняя свою красную шею.

— Почему же вам не помочь товарищам?

Весельчаков помолчал.

— Мне тут, говорят, премия причитается, — глядя в сторону, проговорил он. — Так если положено, прошу поскорее выдать.

— Можете идти! — сквозь зубы сказал Доронин. Весельчаков не спеша повернулся и с развальцем пошёл к выходу, оставляя на полу широкие мокрые следы.

На другой день привезли первую партию леса. Её сгрузили у небольшого лесозавода, изготовлявшего тару для рыбы. Один из шофёров передал Доронину записку от Ныркова.

«Рубаем, товарищ майор! Вперёд, на запад!» — прочёл Доронин.

Он улыбнулся. Проходившая мимо Вологдина пристально посмотрела на сваленные бревна, мельком взглянула на Доронина и подошла к нему.

— Тот шкипер, — сказала она, — снова ходил в море и опять вернулся с хорошим уловом.

Доронин сжал кулаки. Что же это, в конце концов, получается? Явный рвач и негодяй оказывается лучшим рыбаком комбината!

— Послушайте, — сказал Доронин, — вы имеете опыт в рыбном деле, объясните мне: что это такое? Почему остальные бригады не могут выполнить план, а этот проходимец умудряется его перевыполнить? В чём тут дело?

Вологдина передёрнула своими острыми плечами.

— Две трети наших рыбаков впервые попали на море, — как бы нехотя ответила она. — А этот сквозь огонь и воду прошёл. Вот в чём тут дело.

И она с насмешливой улыбкой посмотрела на Доронина.

Через два дня состоялась торжественная закладка первого дома. Доронин сказал несколько слов, затем взволнованную, хотя и не очень складную речь произнёс Нырков.

Поздно вечером, когда Доронин, радостно возбуждённый первым успехом, всё ещё сидел у себя в кабинете, на пороге опять появился Весельчаков. На этот раз он был не в робе, а в толстом драповом пальто и кепке.

— Разрешите войти? — спросил он, деликатно кашлянув у двери.

— Входите, — недовольно ответил Доронин; ему сразу стало не по себе.

— На торжестве был, — широко улыбаясь, сказал Весельчаков; он снял кепку и подошёл к столу. — Большое дело затеяли, товарищ директор.

Похвалы этого человека были противны Доронину. Он промолчал.

— Как думаете, — продолжал Весельчаков, — надолго ли строительство затянется?

— Как будем работать, — не поднимая головы, ответил Доронин.

— Скажем, месяц или полтора?

— Меньше.

— Серьёзное дело, — восхищённо повторил Весельчаков, — прямо скажу — политика!

Доронин молчал.

— У меня к вам просьба, товарищ директор, — мягко сказал Весельчаков. — Имею, значит, претензию на первую квартиру.

— Это на каком же основании? — чувствуя, что краснеет, спросил Доронин.

— По договору полагается, — обиженным тоном ответил Весельчаков, — и, с другой стороны, как лучшему стахановцу.

— Вам есть где жить, — сказал Доронин, вставая, — никто не обещал предоставлять вам сразу номер в гостинице. А что касается до лучшего стахановца, то вы им вовсе не являетесь.

— А кто же является? — растерянно спросил Весельчаков.

— Тот, кто не только хорошо работает, но и передаёт свой опыт другим, — стараясь говорить спокойно, ответил Доронин. — А тот, кто сидит на своём опыте, как на сундуке с добром, — не стахановец, а кулак!

В глазах Весельчакова промелькнул испуг. На секунду ему показалось, что он опять допустил какой-то промах, но уже в следующее мгновение глаза его смотрели на Доронина с прежней уверенной наглостью.