— Лежать! — истошно орал Голованов, грозно водя из стороны в сторону сделанным из карабина обрезом. — Всем лежать, я сказал!.. — На его голову был натянут черный чулок, сделанный из половинки пришедших в негодность Светланиных колготок — он старательно подражал грабителям из любимых американских боевиков. Благодаря этому чулку его и без того страшная рожа сейчас казалась и вовсе какой-то фантасмагорически-нереальной, вселяя ужас на двух случайных посетителей небольшого магазинчика на окраине Мшанска, которые, подчиняясь грозным воплям этого чудища, поспешно вжались в пол. — Мелкий, быстро!.. — Он ткнул стволом в бок мгновенно отпрянувшего, испугавшегося возможности случайного выстрела подельника, на голове которого красовалась вторая половинка колготок Светланы и тот, перепрыгнув через две фигуры, в страхе съежившиеся на полу и прикрывающие руками головы, рванул к продавцу, таращившему на них остекленевшие от ужаса глаза и твердо решившему про себя, что если ему посчастливится выбраться из этой передряги живым, то он немедленно вернется на завод, несмотря на то, что зарплату ему там последний раз выдавали более полугода назад. Ну его на хрен — подрабатывать ночным продавцом!..
На улице дежурили Умник с Соколом, прикрывая двоих, потрошивших магазин. На их головах красовались две разрозненные половинки тоже черных, но уже ажурных колготок той же Светланы — простых черных у нее больше не нашлось. Они стояли, опустив свои обрезы стволами вниз — на улице в поздний час никого больше не было. Дрын сидел за рулем старенького жигуленка-»копейки», который они заполучили в пользование, предварительно выбросив из него старичка-хозяина, на свою голову согласившегося подвезти случайно встретившихся по дороге молодых ребят — такова была их благодарность за проявленное тем великодушие.
— Скажи еще спасибо, — напутствовал водителя Дрын, ударив его пивной бутылкой по голове и грубо вытряхивая из машины, — что вообще жив остался!..
— Деньги!.. — продолжал орать Голова. — Выкладывай деньги!
Трясущимися руками, не попадая непослушными пальцами в нужную кнопку кассового аппарата, продавец тщетно пытался выполнить его требование. Голова, нетерпеливо отпихнув его в сторону, двумя мощными ударами аппарата о прилавок заставил его распахнуть свой зев и убедившись, что их ожидали лишь какие-то жалкие крохи после проведенной недавно инкассации, зло брякнул аппаратом об пол. — Набирай водку, сигареты, жратву! Живо! — приказал он Мелкому, который сейчас же, распахнув хозяйственную сумку, сноровисто рванул к прилавку.
Забив ее доверху водкой, во вторую, уже спортивную, он принялся пихать банки консервов, колбасу — все, что попадалось под руку.
— «Поп-Корн» — то нам на хрена?! — крикнул ему пахан, заметив, что Мелкий пытается затолкать в сумку огромную коробку воздушной кукурузы. Тогда тот, отбросив ее в сторону, украдкой присоединил к награбленному упаковку шоколада — сладкое он очень любил. Голова, от внимания которого не укрылся и этот поступок подельника, усмехнулся, но на сей раз ничего не сказал.
— Мы еще встретимся, сука!.. — проорал он в ухо застывшему в ужасе продавцу, которого угораздило попасть в такую передрягу, проработав в магазине всего первую неполную неделю. — Завтра же придем! Чтоб готовил деньги, понятно?! — И опрокинув несколько стеллажей с лимонадом, который взорвавшись, шумно пенящейся массой растекся по полу, пнул изо всей силы лежавшего на полу случайного посетителя, который впоследствии, придя в себя, зарекся вечерами куда-либо выходить, как он опрометчиво сделал это сегодня, отправившись за сигаретами и поимев в итоге два сломанных ребра. И вообще, может жена, давно советовавшая ему бросать эту пагубную привычку, не так уж и не права?
— Уходим!.. — бросил Голова Мелкому и тот, согнувшись в три погибели под тяжестью набитых сумок, ринулся вслед за ним…
Оставив в блиндаже оружие и половину сегодняшней добычи, они поехали обратно в город, в гости к двум проживающим вместе девицам, с которыми им недавно случилось познакомиться. Бросив ненужную уже машину в каком-то темном дворе, через некоторое время компания ломилась в дверь, обитую потертым дерматином, где обитались их новые подружки, не брезговавшие за угощение продуктами и выпивкой принимать вдвоем всех четверых. Умник от их услуг принципиально отказывался — у него была своя подруга.
— Открывай, шкуры!.. — кричал Голова, злясь, что нельзя как следует вмазать по двери ногой или кулаком — мягкая обивка все равно погасит удар. — Спите, мать вашу?!
Из образовавшейся щелочки осторожно выглянула заспанная девичья головка с некрасивым птичьим личиком и недоверчиво похлопав глазками, признав своих дружков, радостно поприветствовала:
— Ого! Ребятки прикатили!..