Это гиблое место

Тавия не знала, сколько времени прошло после. Они передавали бутылку друг другу. Уэсли смаковал каждый глоток, а Тавия вздрагивала, когда спиртное обжигало ей горло. Вскоре мир сделался расплывчатым. Девушка ощутила, как ее тело расслабляется. Напряжение утекало из ее мышц в воздух и уносилось по ветру. Тот завывал снаружи поезда.

В какой-то момент Тавия пересела, устроившись рядом с Уэсли и закинув ноги на противоположное сиденье. Он сделал то же самое. Теперь они сидели в расслабленных позах, параллельно вытянув ноги и откинув головы назад. Песнь войны звучала слишком далеко, чтобы ее можно было расслышать.

– Еще по одной? – спросил Уэсли. Он поднес бутылку к стакану Тавии. Однако поезд подскочил на волне, и «Клеверье» выплеснулся юноше на ботинки.

– Я и забыла, какой ты неуклюжий, когда пьяный, – промолвила Тавия. Уэсли нахмурился:

– Не забывай, что я твой…

– Смотрящий, – подхватила Тавия. – Да, но ты вдобавок идиот. Поздравляю, ты блестяще справляешься со многими задачами разом.

Уэсли, похоже, воспринял это как комплимент. Тавия покачала головой.

– Дай сюда. – Она снова выхватила у него бутылку. – А то опять прольешь.

Хмурые морщины залегли на лбу Уэсли, точно шрамы.

– Ты всегда говоришь мне что-нибудь ужасное, – произнес он и вскинул голову. – Я ужасен со всеми, кроме тебя – говорю на тот случай, если ты этого сама не заметила.

Тавия моргнула.

Невероятно обиженное выражение лица Уэсли вызвало у девушки желание то ли засмеяться, то ли стукнуть его.

– Ты заслужил свое место отнюдь не тем, что относишься к людям хотя бы с минимальным уважением, Уэсли. Именно так тебе и полагается себя вести.

Уэсли ответил ей ребяческим фырканьем.

– Зато ты всегда так любезна со всеми!

Тавия хмыкнула:

– Быть может, мы отложим войну, чтобы ты мог как следует оплакать свое уязвленное самолюбие?

Он выпрямился.

– Могу заверить тебя, мое самолюбие совершенно не пострадало.

– Непогрешим, – проворчала Тавия. – Еще с тех пор, как мы были детьми. Ты помнишь, как тебе в первый раз пришлось выйти на магический рынок? Ты был самым маленьким из фокусников. У тебя даже не было еще своего места, и тот мальчишка… во имя Сонма Богов, как же его звали? – Тавия помотала головой, как будто это не имело значения. – Он был одним из самых старших и подошел к тебе во время твоего выступления, пытаясь испортить твой трюк прямо на глазах у толпы. А ты просто отряхнулся, словно от дождя, и продолжил. Как будто его вообще там не существовало. Словно он не стоил того, чтобы обращать на него внимание.

– Мы вроде бы в Эйм-Вотен, а не на вечере воспоминаний, – сказал Уэсли. Тавия закатила глаза и сделала вид, будто не услышала его слов.

– Ты подсыпал яду в паек того мальчишки, и он проболел целые две недели.

– На самом деле, – возразил Уэсли, – это ты подсыпала яд в его паек.

– Он назвал тебя и всех твоих друзей хвастунами с мусорной магией, – заявила Тавия. – Я была твоим другом. Этот мерзавец оскорбил меня без всякого повода. Желудочные колики – это самое меньшее, чего он заслуживал.

Уэсли прижал руку к груди и промолвил:

– Как это мило!

Тавия сделала еще глоток «Клеверье».

– Как ты думаешь, Глава предвидел, что это случится? – спросила она, выглядывая в окно и вздыхая. – Что именно ты, из всех, кто есть на свете, пойдешь против него?

Уэсли покачал головой. Это движение выглядело бы как твердое отрицание, если бы от него юношу слегка не повело в сторону. Вместо этого смотрящий выглядел очень мило. Даже приятно, что было совершенно не в духе Уэсли, зато вполне соответствовало его возрасту – и это тоже абсолютно не в его духе.

– Это ужасно, верно? – сказал Уэсли. – Он доверял мне. Самый худший человек в мире, да и не человек на самом деле. Я находился ближе всех к тому, чтобы стать для него чем-то вроде семьи.

«Иногда приходится выбирать», – подумала Тавия.

– А тебе не будет трудно? – спросила она. – Ну, когда настанет момент…

– Официально предать человека, который дал мне все? – Уэсли издал странный звук – наполовину смех, наполовину вздох – и ответил: – Нет.

Он сделал еще один глоток. Тавия не знала – стало ли это попыткой скрыть ложь или утопить горькую правду.

– Самое забавное то, что он не увидит в этом предательства. Глава будет гордиться мной, – сказал Уэсли. – За то, что я зашел так далеко.

– А что насчет той девушки?

Да, той юной Мастерицы из его сожаления.

Тавия не могла понять, каким образом она столько времени ничего не знала об этом. Ни о дружбе Уэсли с Мастерицей, ни о том, что та пробралась в его разум, – и уж точно не об ее призраке, который все еще жил там.

Тавия непрестанно думала об этом. Тысячи различных вопросов роились у нее в голове. Однако девушка не была уверена, что Уэсли ответит хотя бы на один. Поэтому Тавия выбрала самый важный – просто на всякий случай.

– Ты слышишь ее сейчас?

Уэсли поднес пальцы к своему запястью. Сначала Тавии показалось, будто он трогает свои шрамы, рассеянно прижимая руку к старым ранам, скрытым под линиями татуировки. Или, быть может, ищет клочок кожи, не испещренный изображением кварталов Крейдже. Малую часть себя, нетронутую, незапятнанную.