Я киваю, и мы идем вниз. Люди заняли все скамьи, первые два ряда отданы делегациям – в этот раз их больше, чем было в прошлый, и они просто не уместились на одном. Сидящая с краю Клио, Ардон и Рикус машут нам; Плиниус, явно пренебрегший своим местом на возвышении ради их компании, – тоже. Я киваю, глубоко вздыхаю – и поднимаю голову к трибуне.
Мы немного опоздали, поэтому патриции, безымянный верховный жрец, послушники и Орфо уже там. Жрец держит ларь, Орфо стоит рядом, и венец королевы сияет в ее темных прядях. На плечах лениво покоится то, что можно было бы принять за меховой ворот накидки. Меховой ворот накидки широко зевает и открывает лукавый желтый глаз.
Жрец кивает. Под звук рогов-труб над Глизеей повисает тишина, гулкая и дрожащая любопытством. Люди смотрят. Кто-то все еще прижимает к груди мандариновые ветви и цветы.
Орфо ждет меня, смотря неотрывно и спокойно, чуть заметно улыбаясь уголками губ. Кир Мористеос и остальные смотрят тоже, и в их глазах ни тени того, что я так боялся встретить, чего ждал и к чему был готов. Ни презрения – «почему он?», ни досады – «она могла найти кого-то получше», ни неверия до последней секунды – «она ведь передумает, правда?». Только надежда и ожидание. Они смотрят почти тепло. И пожалуй, я их понимаю.
Они устали, очень устали от всего того, из чего Гирия окончательно выбралась только в последние месяцы. От потрясений. От фантомов и теней. От монстров, которых нельзя усмирить. От руин и отчужденности.
Они уже хотят двадцать лет спокойствия, просто двадцать лет спокойствия и мира – как и все вокруг. И мы с Орфо должны им это дать.
Я делаю первый шаг на ступени, чтобы подняться, произнести все нужные клятвы и сказать ей:
«Я доверяю тебе свою судьбу. Я доверяю тебе все».
По ее губам я читаю то, что заставляет прибавить шагу, расправить плечи, улыбнуться.