Это история счастливого брака

Мой уход от вопросов брака и развода отчасти подразумевал, что браки и разводы других людей волновали меня гораздо меньше. Браки и разводы других людей – дело очень личное. И успехи, и провалы основываются на необъяснимой химии, а также истории, к которой посторонний не имеет доступа. По опыту мне было известно, что любая подобная история из всех, что я слышала, едва ли может быть полностью правдива и что правда, вообще говоря, не мое дело. Я взяла за правило желать добра всем женатым парам и предаваться мимолетной грусти по поводу каждого развода, но на этом – все. Жена Карла ушла внезапно, не было никаких споров, и все это, как он сказал моей маме, стало для него полнейшей неожиданностью. Я подумала, может ли вообще развод быть полной неожиданностью, и если да, возможно, это и есть ответ на вопрос, почему с тобой разводятся.

Мы виделись с Карлом несколько раз за десять лет, когда я парковалась у его офиса, чтобы завезти что-нибудь маме. Если я видела его в холле, мы обменивались короткими любезностями (привет как поживаешь отлично а ты как). Когда вышла моя первая книга, он пригласил нас с мамой на ланч и бесконечно говорил мне о том, как же мне повезло, что я стала писателем. Он столько раз это повторил, что в конце концов я сказала ему, что было бы странно, если бы это я сидела здесь и распиналась о том, как же ему повезло, что он стал врачом. Собственно, все. Он попросил, чтобы я прислала ему список моих любимых книг. В колледже профилирующим предметом у него был английский. Он хотел узнать, что ему стоит почитать.

В то время, как брак Карла рушился, мне было тридцать и я жила в Кембридже – получила стипендию в Рэдклифф-колледже. Мама продолжала звонить с последними новостями. Положение Карла стало для нее важнее работы. Дело было не только в том, что он доверялся ей, – похоже, никто в госпитале ни о чем другом вообще не говорил. Удивительно, что никто из пациентов не умер, пока врачи и медсестры обсуждали судьбу доктора Вандевендера. Он не хотел развода, но, если жена не вернется, был намерен жениться вновь как можно скорее. Пылкие желающие выстроились в очередь у госпиталя. Мама жаловалась, что количество звонков в приемную увеличилось десятикратно: звонили мужчины и женщины, которые хотели, чтобы Карл встречался с их мамами, сестрами, дочерьми, подругами, партнершами по теннису. Некоторые дамы звонили и предлагали себя. Он был сорокашестилетним красавчиком. У него были впечатляющие доходы, а манеры и того лучше. Дело было весной и, в зависимости от того, сколько времени займет бракоразводный процесс, казалось вполне вероятным, что доктор Вандевендер найдет кого-нибудь уже к Рождеству.

Сидя в Кембридже, я жалела Карла – как порой жалеешь того, кому предстоит долгий курс химио- и лучевой терапии. Он был в самом начале того, с чем я полностью покончила, и уже от одной мысли, что кому-то это предстоит, даже если этот кто-то мне едва знаком, меня пробирало до костей.

– Никогда не угадаешь, с кем Карл теперь хочет встречаться, – сказала мне однажды мама по телефону. К тому моменту он уже успел попробовать завести отношения с несколькими женщинами. У него даже было свидание на Бали.

Предполагалось, что это головоломка, но я попросила просто сказать мне.

– С тобой.

Он был старше меня на шестнадцать лет, жил за тысячу миль и был начальником моей матери.

– Не в этой жизни, – сказала я.

Несколько месяцев спустя, когда я гостила дома, он позвонил и пригласил меня в ресторан. Вечный поборник ясности, я объяснила ему суть моей позиции.

– У тебя сейчас сложный период, я сочувствую тебе и буду рада с тобой поговорить, но встречаться я не готова. Это не свидание, договорились?

– Не свидание, – сказал он. – Ужин.

Владелица ресторана, где мы ужинали, трижды отправляла к нашему столику официанта – еще до того, как мы покончили с закуской.

– Ей нужно поговорить с вами наедине, – сказал официант.

Трижды Карл послушно шел узнать, чего она хочет. Она сказала, что у нее учащенное сердцебиение – не согласится ли он послушать ее сердце.

– Ого, – сказала я, когда он вернулся за стол.

В конце концов владелица оставила экивоки и принесла свое беспокойное сердце прямиком за наш столик, усевшись почти вплотную к Карлу. Умопомрачительная голубоглазая блондинка с льдисто-белыми волосами и до того острыми скулами, что казалось, они причиняют ей боль. Она положила руку ему на запястье и спросила, когда он позвонит.

– Да ты, похоже, влип, – сказала я, когда мы сели в машину. Он был слишком хорошо воспитан, чтобы не идти, когда его зовут, но также чтобы не знать, что долгие повторяющиеся отлучки – признак дурного тона. За ту неделю он позвонил мне еще несколько раз, чтобы поболтать. Он сказал, ему нужна семья – с бывшей ли женой, с кем-то ли еще, но оставаться в своем нынешнем положении он больше не может.

* * *