Это как день посреди ночи

– Я тоже, но кто-то же должен этим заняться. Знаешь, кто этот капитан? Си Рашид, «неуловимый Си Рашид», о котором трубят все газеты. На своем веку я видел много вояк, но ни у кого из них не было такой харизмы. Нередко нас загоняли в угол, как последних крыс. Но в последний момент, будто по мановению волшебной палочки, появлялся он и, щелкнув пальцами, вытаскивал нас из очередной передряги. Таких, как он, больше нет. Я не хочу, чтобы он умер. В нем нуждается Революция.

– Пусть так, но, если дело примет скверный оборот, что ты с нами сделаешь?

– Мерзавец! Ты только и думаешь, как спасти свою шкуру. Война, которая каждый день забирает сотни жизней, тебя не касается. Не был бы я твой должник, пристрелил бы как собаку… Слушай, может, ты объяснишь, почему у меня не получается называть тебя Юнесом?

Он не кричал и не стучал кулаком по столу, а выражал свою досаду лишь тихими словами, слетавшими с губ. Желлул слишком устал, чтобы разоряться. В то же время его презрение ко мне не поддавалось никакому измерению и вызывало в моей душе такую же ярость, которую я ощутил, когда от меня отвернулся Жан-Кристоф.

Медбрат постучал в дверь и вошел. С мокрым от пота лицом.

– У нее все получилось.

– Вот и слава богу, – равнодушно бросил Желлул. Затем повернулся ко мне, развел руками и сказал: – Вот видишь? Даже судьба и та с нами заодно.

Он велел своему товарищу не спускать с меня глаз и торопливо пошел взглянуть, как там раненый. Медбрат спросил меня, есть ли в доме что-нибудь поесть. Я кивнул на холодильник и шкафчик для хранения провизии. Он попросил меня отойти к окну и не предпринимать попыток ему навредить. Это был невысокий, тщедушный паренек, почти что подросток, с румяной физиономией и пробивающимся над верхней губой пушком. Он был облачен в старый вязаный свитер, слишком большой для него, охотничьи брюки, стянутые на поясе пеньковой веревкой, и грубые, огромные, гротескные солдатские башмаки, в которых он походил на кота в сапогах. К холодильнику он даже не подошел и съел лишь то, что оставалось на столе.

Меня позвал Желлул. Медбрат велел идти и смотрел мне вслед до тех пор, пока я не вышел из кухни и не скрылся в коридоре. Жермена сидела в кресле и пыталась прийти в себя, ее сердце в груди, под мокрым от пота корсажем, колотилось как бешеное. Раненый по-прежнему лежал на столе, его обнаженный торс спеленала тугая перевязка. Он дышал через нос, в тиши комнаты его вдохи и выдохи звучали громким скрежетом. Желлул смочил в небольшом тазу компресс и принялся вытирать его лицо. В каждом его движении сквозило уважение.

– На несколько дней мы останемся у вас, пока капитан не наберется сил, – заявил он. – Завтра вы откроете аптеку и во всем будете вести себя как обычно. Мадам останется с нами на втором этаже. Всякие поручения будешь выполнять ты. Выходить и возвращаться можешь когда захочешь. Если я замечу хоть что-нибудь подозрительное, мне нет нужды рисовать тебе картину того, что случится. Мы просто нуждаемся в вашем гостеприимстве, это понятно? Тебе раз в жизни выпала возможность послужить своему народу, постарайся оказаться на высоте.

– Я сама займусь аптекой и выполню любое поручение, – предложила свои услуги Жермена.

– Я предпочитаю, чтобы это был он… Договорились, Жонас?

– Чем ты докажешь, что вы не убьете нас, когда соберетесь уходить?

– И докучливый же ты тип, Жонас.

– Я ему верю, – вмешалась в наш разговор Жермена.

Желлул улыбнулся. Той же улыбкой, которую я уже видел на его лице в деревушке, притаившейся за холмом Двух Отшельников: гримасой одновременно презрения и жалости. Он вытащил из кармана брюк небольшой револьвер и вложил мне в руки.

– Он заряжен. Достаточно только спустить курок.

От холодного прикосновения металла по спине побежали мурашки.

Жермена позеленела и с такой силой схватилась за платье, что чуть не порвала его.

– Знаешь, что я тебе скажу, Жонас? Когда я на тебя смотрю, у меня сердце разрывается. Надо быть полнейшим ничтожеством, чтобы пройти мимо своей великой судьбы.

Он взял револьвер обратно и положил в карман.

Раненый застонал и шевельнулся. Он был примерно одного со мной возраста, может, на пару лет старше. Белокурый, высокий, с красивыми, рельефно выступающими мышцами. Рыжеватая борода скрывала черты его лица со шрамами на лбу, густыми бровями, крючковатым носом и острой переносицей. Он опять пошевелился, вытянул ногу и попытался повернуться на бок. Это движение заставило его вскрикнуть и проснуться. В тот момент, когда он открыл глаза, я, несмотря на прошедшие годы и разрушительное действие превратностей судьбы, его узнал: Уари!.. Это был не кто иной, как Уари, мой бывший «компаньон», который в Женан-Жато учил меня искусству маскировки и охоты на щеглов. Он преждевременно постарел, но взгляд остался точно такой же: мрачный, металлический, непроницаемый. Взгляд, который я не забуду до конца своих дней.

Уари выныривал из состояния глубокого забытья. Мое лицо ему ничего не говорило. Повинуясь инстинкту самосохранения, он схватил меня за горло, притянул к себе и сделал над собой нечеловеческое усилие, чтобы встать.