Это кажется непомерным… но вовсе не означает, что всего этого не было

Мы забронировали студию “Rumbo”. Основные дорожки мы записали вместе с Майком Клинком за несколько дней. Дафф, Мэтт и я появлялись в студии каждый день, в основном, потому, что мы изо всех сил старались сделать то, что должен был делать исключительно Эксл, в то время как сам Эксл ни разу не появился в студии. Начиная с записи основных дорожек и заканчивая наложением, мы не видели и не слышали Эксла. Мы записывали песню против собственного желания, а его пренебрежительное отношение к нашему времени и нашему участию в записи определённо наполнило такими же эмоциями самую невдохновлённую партию в этой песне. Нет нужды говорить, что наша горечь и обида достигли своего предела. Ещё большую обиду причинило нам то обстоятельство, что, после того как мы записали приемлемую версию “Sympathy for the Devil”, Эксл появился в студии для записи вокальной партии спустя целую неделю.

Едва он пришёл в студию и прослушал записанную фонограмму, от него последовала конструктивная критика. Через моих многочисленных знакомых мне передали, что я должен был переписать своё гитарное соло таким образом, чтобы оно нота в ноту звучало как соло Кейта Ричардза. На этот раз я действительно вышел из себя, в основном, потому что это сообщение от Эксла пришло ко мне от моих трижды дальних знакомых (three times removed), будто он играл со мной в испорченный телефон.

Мой первый ответ, конечно, был нет. Я стоял на своём, потому что, с какой стати я должен был копировать Кейта, если песня, как предполагалось, должна была быть нашей собственной версией. Ответ, который последовал от Эксла через работников студии, был таким: «Если ты не переделаешь соло, я не буду петь». Я переступил через обиду – в который раз, – вновь отправился в студию и записал вступление в стиле Кейта, то, что я хотел сделать меньше всего на свете. Гитарная партия Кейта в этой песне настолько фантастична, что мне даже не хотелось просто подражать ей, но мне пришлось. И это не только ещё сильнее разозлило меня, но и совершенно вывело из себя.

Неделю спустя или около того, я узнал, что Эксл, наконец, назначил время для записи партии вокала, и поэтому я пришёл в студию, чтобы увидеться с ним лично. Я прождал его три часа. Когда Эксл, в конце концов, появился в студии, он направился в комнату отдыха и повёл со мной разговор из-за обложки журнала, даже не глядя на меня; и это продолжалось минут пятнадцать. Я больше не мог этого выносить, поэтому я ушёл.

Когда мне в руки попала плёнка с записью песни и наложенным вокалом Эксла, я заметил, что на записи поверх сольной партии моей гитары наложена другая гитара. Пол Хьюдж по указанию Эксла записал такую же партию. Другими словами, этот парень подобрал на слух то, что играл я, и записал эту партию на другую дорожку. Всё это походило на дурацкий плагиат.

Хватит! Наложение второй гитары поверх моей партии без моего ведома было неуважением ко мне настолько большим, насколько большим было моё желание покончить со всем этим. Я умывал руки: я отказывался от этой песни и на тот момент отказывался от «Ганзов». Я сосредоточил свои усилия на собственных песнях и собственном проекте – “It’s Five O’Clock Somewhere”, дебютном альбоме “Slash’s Snakepit”.

* * *

Едва «Змеиное Логово» (“The Snakepit”) «Встало на колёса», ЭТО принесло мне совершенное умиротворение. В первый раз за многие годы гастроли проходили спокойно, участники группы были полны радости, а не разногласий, и каждое наше выступление представляло собой простой рок-н-ролльный концерт, а не самоутверждение или развёртывание огромной постановки. Всё шло своим чередом: записи продавались, турне было отличным, а я вновь был в пути по дороге без конца. Мы почти организовали вторую часть тура, как из “Geffen” пришло сообщение о том, что была продана миллионная запись альбома и они заработали такую прибыль, что нам не было необходимости продолжать тур. Я должен был возвращаться в Лос-Анджелес, потому что Эксл принимался за работу над новым альбомом “Guns N’ Roses”. Они всё продумали и дали мне ясно понять, что в случае если бы я отказался возвращаться из турне “Slash’s Snakepit”, они прекратили бы его финансирование.

Я вернулся в Лос-Анджелес, страшась подумать о том, что ждало меня там, и на это у меня были веские причины. То, что ждало меня по возвращении, было началом конца – завершение неоконченного неприятного дела. Хотя конец начался задолго до этого; я просто ехал домой на похороны. Забавно, но когда меня спрашивают мои поклонники, а делают они это каждый день, соберутся ли “Guns N’ Roses” в своём первоначальном составе вновь, то воспринимать их серьёзно весьма трудно. Для меня это идиотский вопрос: если бы они знали истинную историю, они уже знали бы и ответ. Но я всегда отвечаю одинаково: «Взгляните, чем каждый из нас сейчас занят. Мы с Даффом и Мэттом являемся частью весьма преуспевающей группы, Иззи доволен тем, что делает он, так же как и Стивен. И Эксл гастролирует с новыми «Ганзами». И никто из нас не звонит по телефону и не интересуется, когда мы вновь соберём группу вместе».