Это кажется непомерным… но вовсе не означает, что всего этого не было

Наш новый менеджер Бриджит успешно помогла нам поднять нашу музыку на новый уровень, хотя бы в рамках лос-анджелесских клубов. Наше выступление в Сан-Франциско подогрело некоторый интерес (helped generate a buzz) к нашей группе, поскольку сам факт того, что мы смогли отыграть там концерт, означал, что наша популярность (зд. word of mouth) начнёт расти. У нас появились постоянные фанаты (fan base). Со временем мы могли позволить себе подходить к выбору концертов с более зрелым (seasoned) отношением, потому что всякие мелочи могли иметь огромное значение для нас (had a long way). На тот момент в Лос-Анджелесе мы были одной из самых частообсуждаемых групп, что не могло не способствовать интересу к нам со стороны звукозаписывающих компаний. Популярность наша росла настолько быстро, что когда Том Зутаут (Tom Zutaut) из компании “Geffen Records” впервые увидел наше выступление в клубе “The Troubadour”, он намеренно свалил из клуба после двух наших песен, говоря каждому парню из “A & R”, которого он встречал на своём пути, что наша группа редкостное фуфло, потому что, в действительности, Том хотел незамедлительно заключить с нами контракт.

Том стал легендой после того, как заключил контракт с “Motley Crue”. Он был тем парнем, за которым пристально следил (watched) любой другой деятель шоу-бизнеса (rep in the industry), поскольку нюх Тома позволял ему вымывать золото в грязи Сансет. В следующий раз, когда мы играли в клубе “The Troubadour”, он подошёл к нам за кулисами и представился, и я помню, как вся наша группа выразила мнение, что Том – единственный представитель “A & R” из тех, кого мы встречали, который заслужил наше уважение, потому что его достоинства (accomplishments) говорили за него самого. Он проявлял неподдельный энтузиазм: он заявил, что не встречал лучшей группы со времён “AC/DC”, и когда он говорил о нашей музыке, мы чувствовали, что он относится к нашим песням гораздо искреннее, чем кто бы то ни было. С тех пор у нашей группы была череда взлётов и падений, но Том до сих пор знает, чем меня можно заинтересовать. Когда Том хочет, чтобы я выбрался с ним на прослушивание группы, с которой он намеревается подписать контракт, то всё, что ему нужно сказать мне: «С тех пор, как я увидел вас, парни, впервые, я не встречал группы, которая играла бы рок так же, как и вы». Было что-то пронзительно искреннее (keenly sincere) в словах Тома, которые в тот вечер он говорил нам в раздевалке, и хотя мы никогда не говорили ему об этом – мы даже не задумывались над тем, чтобы подписать контракт с кем-нибудь другим.

Том пытался морочить голову конкурентам (fake out the competition), но из этого ничего не вышло: пополз слух, что он весьма заинтересован в нашей группе, и в одночасье все остальные звукозаписывающие компании в городе стали преследовать нас. Бриджит по-прежнему в некотором роде оставалась менеджером группы, но так как у Вики Хэмилтон в Лос-Анджелессе было больше связей, то все представители “A & R” звонили именно ей, чтобы выйти с нами на связь. Этого оказалось достаточно, чтобы вновь возобновить (зд. rekindle) наши отношения с Вики.

Это было здоровское время! Мы старались заполучить каждый бесплатный ланч, ужин, напиток и всё то, что шло с пометкой “included”, которые нам предоставлялись крупными звукозаписывающими компаниями до тех пор, пока с нами не будет подписан контракт. Добрую половину следующих двух месяцев нам оказывали знаки внимания (court) компании “Chrysalis”, “Elektra”, “Warner Bros.” и парочка других. Мы, бывало, заваливали в одни из этих дорогих ресторанов, заказывали дорогущие (extravagant) «жидкие ланчи»***, а потом просто сидели там и вели себя соответственно ситуации (play the game). Единственный вопрос, на который мы обычно давали положительный ответ, касался того, что нам надо встретиться ещё раз за ланчем, чтобы подробнее обсудить все условия, перед тем как мы согласимся окончательно.

Так продолжалось изо дня в день, пока однажды мы не решили встретиться с Дэвидом Геффеном (David Geffen) и Эдом Розенблаттом (Ed Rosenblatt) и заключить контракт с “Geffen Records”. Всё время, пока шли переговоры, я просидел, глядя на Дэвида, которого не видел с тех пор, как мне было восемь лет. Я вспоминал все те случаи, когда я со своим отцом, который завязывал с работой художника (dropping off artwork), раз за разом приходил к нему в офис. Я гадал, имел ли он представление о том, кто я такой. Как выяснила позже моя мама, Дэвид, конечно, не имел ни малейшего представления. Я посчитал необходимым для себя (made a point) посетить туалет компании “Geffen”. Стены в туалете, как я помнил с детства, представляли собой коллаж, выполненный в манере хиппи из картинок из старых журналов о роке, – всё было сделано очень мило, весьма в стиле «а ля шестидесятые». Я был рад, что там всё осталось по-прежнему.