Это космос, детка!

Мы подъехали к странному зданию из железа и бетона – площадка № 254, МИК (монтажно-испытательный корпус), зашли внутрь. Нас заставили надеть бахилы, маски, поскольку нужно было соблюдать карантин. Интерьер небольшого холла напоминал гостиничный – кожаные диваны, телевизор… В следующей комнате нас ждал накрытый стол с бутербродами, нам настоятельно рекомендовали выпить чаю и поесть: «Будет очень долго».

После этого мы пошли по маршруту, который проходит космонавт в день старта. Думаю, что примерка ракеты (она происходит дважды) нужна, чтобы понимать, что тебя ждет в этот ответственный день. В театре, когда выпускается новый спектакль, мы, артисты, привыкаем на сцене к новым для себя декорациям, репетируем в них. Так и тут: ты словно разучиваешь набор мизансцен, чтобы уменьшить стресс в день старта, приготовиться к тому, что тебя ждет.

Из одной комнаты мы переходили в другую, они примыкали друг к другу. В первом помещении космонавты раздеваются догола, надевают памперс и чистое белье. Из раздевалки переходят в медицинскую комнату, там на голое тело надевают медицинский пояс, проверяют, как работает сердце, и дальше, в памперсе и белом белье, ты идешь в скафандровую.

В скафандровой нам объяснили, как все будет происходить, на каком стуле будет лежать скафандр каждого из нас – их мы пока надевать не стали. Отсюда мы вышли в комнату за стеклом, которая вызывала у меня больше всего страхов. Там, за стеклянной перегородкой, нас уже ждала комиссия, с которой мы общались через микрофоны.

Тут я впервые увидела Сергея Юрьевича Романова, первого заместителя генерального конструктора, главного конструктора пилотируемых космических комплексов в рамках программы МКС. Встреча с ним стала для меня важным событием. Я много слышала о Романове от космонавтов, и тут услышала его голос – уверенный, спокойный. Я увидела человека, который не боится брать на себя ответственность, и подумала: «Вот на таких людей можно положиться. Он надежный». Мне стало очень спокойно. В этот же день я подошла к нему и сказала: «Сергей Юрьевич, если у меня есть хоть какое-то право голоса, я бы хотела, чтобы к ракете вели меня именно вы, как отец к алтарю». В итоге так и получилось: к ракете меня вели Сергей Юрьевич Романов и Константин Львович Эрнст – два человека, которые в этом проекте стали для меня опорой.

После общения с комиссией мы наконец надели скафандры и пошли к ракете. Выйдя из маленькой комнаты, мы внезапно оказались в огромном ангаре. Вокруг – очень много людей в белых халатах, как на химическом производстве, лестницы, вагонетки, которые ездят туда-сюда. В гигантской железной конструкции стояла наша ракета. Нам сказали: «Познакомьтесь! На этой ракете вы и полетите. Она названа в честь Германа Титова». По железным лестницам мы поднялись наверх, к нашему спускаемому аппарату, – в скафандре это было не очень легко. И там, у входа, – помню свои ощущения. Я подумала: «Сейчас я буду садиться в некое железное существо, от которого зависит моя жизнь».

Иногда, чтобы настроиться перед спектаклем, я ложусь на сцену. В Театре на Малой Бронной я всегда смотрела на огромную, необыкновенную люстру. Мне так хотелось и тут, на примерке, настроиться подобным образом – подойти к ракете, обнять ее или приложиться к ней. Вокруг – камеры, нас снимают, неловко. И так думают, что актрисы – сумасшедшие, поэтому обнять ракету я постеснялась – сказали бы, что я точно ку-ку. Вдруг я заметила, что все в какой-то момент будто отвлеклись на что-то другое. И я улучила минуту – просто приложила к ракете ладонь и подумала: «Ты же, наверное, тоже что-то чувствуешь. Хочу ощутить, какая ты, какая у тебя энергия». Саша Гусов сфотографировал, поймал именно этот момент! Мне, конечно, не хотелось, чтобы кто-то это видел, но в результате я ему очень благодарна, что такое фото осталось на память.

Потом мы залезли внутрь корабля, стали примерять наши кресла – ложементы. Внутри корабли «Союз» практически идентичны, но поскольку многое изготовлено по индивидуальным меркам и собирается вручную, ко всему нужно притереться, приспособиться. Клим еще и проверял, как можно будет снимать во время полета, все хотелось попробовать. Нам потом сказали, что у нас была одна из самых долгих примерок корабля в истории. После перерыва можно было зайти в корабль уже без скафандра – пообвыкнуться.