Но за все приходится платить. Если за участие в нашей буче, боевой и кипучей, расплачиваются бешеным ритмом работы, поспешностью оценок, вкусовыми провалами, превознесением литературных хорошистов, то цена особого мнения — отстраненность, одинокость, выпадение из литературного процесса. За точность взгляда, за беспристрастность, за доверие к тебе как к эксперту приходится платить скоростью письма, а следовательно, и неполнотой присутствия в литературе, статусом постороннего.
Впрочем, А.Латынину это едва ли смущает. Она "защищает право критика на субъективизм, личностный, глубоко индивидуальный взгляд на явления жизни и литературы, утверждая: “Лучше не быть генералом, чем всю жизнь ходить строем”" (С.Чупринин Русская литература сегодня: Путеводитель. М., Олма-Пресс, 2003. С. 177).
Мне кажется, что этого типа критики сегодня русской литературе явно не хватает. Именно преобладание на литературной арене критиков, стремящихся активно участвовать в литпроцессе, и привело к тому состоянию литературы, которое А.Латынина определяет как сумеречное.
Я не вполне согласен с этим определением. В конце концов, мы живем в присутствии гения — Саше Соколову только недавно 60 лет исполнилось. О чем печаль? Да и в череду букеровских лауреатов по недосмотру судей затесалось несколько очень достойных авторов.
Поэтому правомернее все же вести речь о кризисе критики как экспертного института. Критика слишком близко подошла к литературе и потеряла ощущение масштаба. Такого понятия, как справедливое решение премиального жюри, наверное, и впрямь не существует. Зато существует такое понятие, как решение несправедливое. Если пять экспертов-"академиков" из тройки Гандлевский-Геласимов-Вишневецкая выбирают Вишневецкую — кому адресовать претензии, литературе или организаторам литпроцесса? Или казус с быковской "Орфографией", пролетевшей в прошлом году мимо всех премий, — строгие учителя пожурили очередного двоечника за плохое поведение.