Читаем Это критика полностью

        Как естественная реакция возникает другая крайность: критики гробят всю беллетристику без разбора, отказывая Акунину и Пелевину даже во вполне очевидных достоинствах. При этом трезвая точка зрения - "не без удовольствия почитываю на сон грядущий, но всерьез обсуждать... увольте" - почему-то оказывается наименее популярной.

        И здесь Арбитман играет на понижение. Нельзя сегодня отказываться от проведения демаркационной линии. Более того, на ее развитие и укрепление следует бросить лучшие литературно-критические силы. Величие Грэма Грина, любовь к которому у нас с Арбитманом одна на двоих, помимо всего прочего, и в том, что он сам разделял свое творчество на "развлекательные истории" и "серьезные романы". И кроме замечательного "Нашего человека в Гаване" написал еще гениальный "Конец одного романа". И как бы плохо ни писал Андрей Битов последние полтора десятилетия - сделанного им раньше с лихвой хватит для того, чтобы признать Виктора Пелевина и Михаила Успенского (про Николая Якушева сказать ничего не могу - впервые услышал это имя несколько дней назад от Арбитмана, теперь, наверное, прочту) величинами не то чтобы мелкими, а просто не существующими на этом поле.

        Второй вопрос, пожалуй, не менее сложен. Сложен по той же, в общем-то, причине - где проходит граница, за которой идеологизированность критика выглядит комично? Да, такой анализ неплохо срабатывает на авторах уровня Александра Проханова или Олега Дивова, то есть там, где никакой художественной ткани, по сути, нет вовсе. Но не работает уже на Акунине. Попытка подойти с такой линейкой к Розанову (он, кстати, уже в третьем интервью подряд упоминается - насколько все-таки актуальная для современной критики фигура) или Селину смотрится совсем уж загадочно. Хотя тут дело, может быть, даже не в масштабе, а во временной дистанции. Оценочный подход, естественный при описании современной ситуации, при переносе на историю литературы вообще производит странное впечатление. Помню, как был поражен когда-то, прочитав у Андрея Немзера фразу о "каннибальской "Конармии"" - не из-за неверности самой характеристики, а просто мне в голову не приходило, что в таких терминах можно описывать в другую эпоху созданный текст.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира
Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира

Несколько месяцев назад у меня возникла идея создания подборки сонетов и фрагментов пьес, где образная тематика могла бы затронуть тему природы во всех её проявлениях для отражения чувств и переживаний барда.  По мере перевода групп сонетов, а этот процесс  нелёгкий, требующий терпения мной была формирования подборка сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73 и 75, которые подходили для намеченной тематики.  Когда в пьесе «Цимбелин король Британии» словами одного из главных героев Белариуса, автор в сердцах воскликнул: «How hard it is to hide the sparks of nature!», «Насколько тяжело скрывать искры природы!». Мы знаем, что пьеса «Цимбелин король Британии», была самой последней из написанных Шекспиром, когда известный драматург уже был на апогее признания литературным бомондом Лондона. Это было время, когда на театральных подмостках Лондона преобладали постановки пьес величайшего мастера драматургии, а величайшим искусством из всех существующих был театр.  Характерно, но в 2008 году Ламберто Тассинари опубликовал 378-ми страничную книгу «Шекспир? Это писательский псевдоним Джона Флорио» («Shakespeare? It is John Florio's pen name»), имеющей такое оригинальное название в титуле, — «Shakespeare? Е il nome d'arte di John Florio». В которой довольно-таки убедительно доказывал, что оба (сам Уильям Шекспир и Джон Флорио) могли тяготеть, согласно шекспировским симпатиям к итальянской обстановке (в пьесах), а также его хорошее знание Италии, которое превосходило то, что можно было сказать об исторически принятом сыне ремесленника-перчаточника Уильяме Шекспире из Стратфорда на Эйвоне. Впрочем, никто не упомянул об хорошем знании Италии Эдуардом де Вер, 17-м графом Оксфордом, когда он по поручению королевы отправился на 11-ть месяцев в Европу, большую часть времени путешествуя по Италии! Помимо этого, хорошо была известна многолетняя дружба связавшего Эдуарда де Вера с Джоном Флорио, котором оказывал ему посильную помощь в написании исторических пьес, как консультант.  

Автор Неизвестeн

Критика / Литературоведение / Поэзия / Зарубежная классика / Зарубежная поэзия