Читаем Это критика полностью

        М.Э.: То есть вы считаете, что, награждая роман, рассказ, повесть, жюри рекомендует не только эстетическое качество текста, но и определенные настроения, рупором которых это произведение является?

        А.А.: Да, я считаю, что таким образом актуализируется его идеология.

        М.Э.: И последний, традиционный для нашей рубрики вопрос. С какой традицией в русской литературной критике вы ощущаете близость? С какой линией себя соотносите?

        А.А.: Едва ли я соотношу себя с какой-то традицией. Я очень люблю те небольшие критические фрагменты, которые остались от Пушкина. Мне нравится Аполлон Григорьев. Выдающимся литературным критиком я считаю князя Вяземского. Замечательным читателем был Ходасевич, наверное, лучшим русским читателем в 20 веке. Меньше других мне близок Белинский, у которого, на мой вкус, слишком много пафоса, слишком много желчи и слишком мало хладнокровия.

        P.S.

        Формально Александр Архангельский ушел в публицистику в конце 1990-х гг. Однако социальная заряженность его текстов всегда была настолько очевидна, что язык не поворачивается говорить о неожиданности этого перехода из "толстожурнальной" среды в газетную, от литературной критики - к политическим штудиям. Да и жалеть тут, пожалуй что, не о чем - хороший критик превратился в отличного публициста, и "Политкоррекция" - одна из самых интересных книг подобного рода, появившихся за последнее время.

        За несколько лет своей газетной работы Архангельский допустил, пожалуй, только один по-настоящему крупный политический и этический просчет - речь идет о серии его статей, посвященных событиям вокруг НТВ-ТВ-6-ТВС. Но эта история вообще развела многих, и самые разумные вещи почему-то приходилось слышать от людей малосимпатичных и внутренне далеких, а те, чьим мнением всегда интересовался и кому привык доверять, говорили бог весть что. Впрочем, среди этих последних Архангельский был далеко не из худших.

        Но мы сейчас не о публицистике, а о критике. Перейдя с журнальных страниц на газетные полосы, Архангельский не стал "бывшим пуделем" (шутка, нравящаяся мне больше той, путинской, которую приводит в интервью сам Архангельский, - как и вообще пудели не в пример симпатичнее чекистов). Собственно, он и начинал свою "известинскую" карьеру как ответственный за литературу - Константин Кедров (к слову, длительное пребывание этого персонажа в роли литобозревателя солидной общенациональной газеты - одна из самых ярких иллюстраций отношения медиаменеджеров 90-х к литературе и ее месту в прессе) к тому времени перешел в "Новые известия", и вакансия пустовала.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира
Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира

Несколько месяцев назад у меня возникла идея создания подборки сонетов и фрагментов пьес, где образная тематика могла бы затронуть тему природы во всех её проявлениях для отражения чувств и переживаний барда.  По мере перевода групп сонетов, а этот процесс  нелёгкий, требующий терпения мной была формирования подборка сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73 и 75, которые подходили для намеченной тематики.  Когда в пьесе «Цимбелин король Британии» словами одного из главных героев Белариуса, автор в сердцах воскликнул: «How hard it is to hide the sparks of nature!», «Насколько тяжело скрывать искры природы!». Мы знаем, что пьеса «Цимбелин король Британии», была самой последней из написанных Шекспиром, когда известный драматург уже был на апогее признания литературным бомондом Лондона. Это было время, когда на театральных подмостках Лондона преобладали постановки пьес величайшего мастера драматургии, а величайшим искусством из всех существующих был театр.  Характерно, но в 2008 году Ламберто Тассинари опубликовал 378-ми страничную книгу «Шекспир? Это писательский псевдоним Джона Флорио» («Shakespeare? It is John Florio's pen name»), имеющей такое оригинальное название в титуле, — «Shakespeare? Е il nome d'arte di John Florio». В которой довольно-таки убедительно доказывал, что оба (сам Уильям Шекспир и Джон Флорио) могли тяготеть, согласно шекспировским симпатиям к итальянской обстановке (в пьесах), а также его хорошее знание Италии, которое превосходило то, что можно было сказать об исторически принятом сыне ремесленника-перчаточника Уильяме Шекспире из Стратфорда на Эйвоне. Впрочем, никто не упомянул об хорошем знании Италии Эдуардом де Вер, 17-м графом Оксфордом, когда он по поручению королевы отправился на 11-ть месяцев в Европу, большую часть времени путешествуя по Италии! Помимо этого, хорошо была известна многолетняя дружба связавшего Эдуарда де Вера с Джоном Флорио, котором оказывал ему посильную помощь в написании исторических пьес, как консультант.  

Автор Неизвестeн

Критика / Литературоведение / Поэзия / Зарубежная классика / Зарубежная поэзия