Читаем Это критика полностью

Во-вторых, в конце 80-х - начале 90-х такого жанра, как "интеллектуальный разговор обо всем и ни о чем", в русской публицистике попросту не существовало. Точнее, он только появился, обитал где-то на периферии и был еще не вполне уверен в собственном бытии. Лет через десять все с удивлением обнаружили, что насчет того, чтобы написать нечто умное, желающих хоть отбавляй, и любой Кобрин справляется с этим не хуже. То есть хуже, конечно, но не особенно. Люди обиделись: мол, мы-то их за волшебников держали, а это просто фокус такой. Так почтеннейшая публика негодовала, когда выяснилось, что Дэвид Копперфильд заставляет своих сотрудников подписывать контракты о неразглашении технических деталей его трюков - до этого, конечно, все считали, что статуя Свободы и впрямь тает в воздухе что ваш Чеширский кот.

4. Эссе - жанр предельно индивидуалистический. Совместно написанное эссе - воплощенный оксюморон.

5. На самом деле, пренебрежительное отношение к Генису - следствие недоразумения. Нам при слове "эссе" до сих пор вспоминаются Борхес с Честертоном. Между тем, современная культурологическая эссеистика - это Борис Парамонов с Михаилом Эпштейном. Вот и давайте не огорчаться, что Генис не Честертон, а тихо радоваться тому, что он не Парамонов.

6. Эссе, начинавшееся как искусство нестандартного мышления, давно уже превратилось в искусство маскировки. Самодовлеющий словесный материал, эффектные метафоры, афоризмы, сравнения, парадоксы - все эти кружева призваны убаюкать читателя, убедить его не замечать отсутствие второго плана и перестать тыкать своим длинным носом в красивый холст с нарисованным на нем очагом. С этой задачей Генис справляется ничуть не хуже Линор Горалик или Льва Пирогова.

7. Всегда подозревал, что само словечко "культурология" было придумано в качестве индульгенции для такого рода текстов.

8. Эссе Гениса читаются с удовольствием. При этом когда по прочтении пытаешься восстановить в памяти прочитанное, то не можешь вспомнить ничего.

9. Некоторое время назад я прочитал статью Гениса "Три "Соляриса". Статья мне понравилась. Но когда я попытался вспомнить из нее хоть что-нибудь, то всплыла только фраза блаженного Августина, вынесенная в эпиграф. Хорошая фраза, кстати сказать. "И что вообще можно сказать, говоря о Тебе? Но горе тем, которые молчат о Тебе".

10. Успех Гениса - это успех вовремя приведенной цитаты. Впрочем, это не я. Это Шкловский. И не про Гениса, а про Булгакова.

11. Практически любой текст Гениса избыточен. В нем максимум лишнего при минимуме случайного. Наращивание текстового объема диктуется здесь не необходимостью развития темы, а инерцией стиля и жанровым заданием.

12. Собственный стиль Гениса по сути полностью нейтрален. Он существует сам по себе, не завися ни от автора, ни от предмета разговора. Поэтому он с такой легкостью мимикрирует то под Довлатова ("Довлатов и окрестности"), то под Лао-Цзы ("Темнота и тишина").

13. "Я так себе это и представляю: летишь вдоль страницы, пока не наткнешься на что-то выпирающее. Причем замаскировано это архитектурное излишество так, что различить можно только на ощупь. У нас в школе перила были такие, с шишечками. Издали будто гладко, но съехать не дай бог" , - пишет Генис, характеризуя прозу Сергея Довлатова. Вот этих самых шишечек текстам Гениса и не хватает. Прекрасная легкость, опасная гладкость.

14. Самые удачные фрагменты "гуманитарной прозы" Гениса - это случайные зарисовки. Вообще, Генис-прозаик хорош на пространстве нескольких абзацев. Его "Белый пейзаж" начинается с чудесного описания встречи автора с альпийским муфлоном. На этом бы и закончить, но автор принимается рассыпать по тексту знаменитые скучновато-остроумные афоризмы, глянцевые парадоксы, призванные играть роль вышеупомянутых шишечек, но на деле превращающие альпийский пейзаж в подобие гималайского, и наоборот.

15. Генис - идеальный автор вступительных статей, предисловий. Знаменитая вайль-генисовская "Родная речь" как раз и была сборником таких идеальных предисловий.

16. "Филолог, культуролог, прозаик, эссеист, интеллектуал, свободный художник", - пишет о Генисе Игорь Потапов, жалуясь на трудность однозначного определения. О том же и Татьяна Толстая: "Генис-писатель, Генис-культуролог, Генис-кулинар, Генис-странник, Генис-голос - который из них настоящий?"

17. Назовите "модное слово или выражение, от которых коробит", - спрашивает Гениса корреспондент "Новой газеты". "Раскрутили", - отвечает Генис. Подобрать для Гениса точное определение этот ответ помогает едва ли, зато возможных вариантов становится на один меньше. Потому что теперь совершенно ясно, кем Генис не является. Генис не является критиком. Темперамент не тот. Откуда у дзен-буддиста критический темперамент?

18. "За дрожащую руку артистку / На дебют роковой выводил", - это сказано не про Гениса. Критика - зона риска, а Генис работает только с устоявшимися репутациями.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира
Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира

Несколько месяцев назад у меня возникла идея создания подборки сонетов и фрагментов пьес, где образная тематика могла бы затронуть тему природы во всех её проявлениях для отражения чувств и переживаний барда.  По мере перевода групп сонетов, а этот процесс  нелёгкий, требующий терпения мной была формирования подборка сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73 и 75, которые подходили для намеченной тематики.  Когда в пьесе «Цимбелин король Британии» словами одного из главных героев Белариуса, автор в сердцах воскликнул: «How hard it is to hide the sparks of nature!», «Насколько тяжело скрывать искры природы!». Мы знаем, что пьеса «Цимбелин король Британии», была самой последней из написанных Шекспиром, когда известный драматург уже был на апогее признания литературным бомондом Лондона. Это было время, когда на театральных подмостках Лондона преобладали постановки пьес величайшего мастера драматургии, а величайшим искусством из всех существующих был театр.  Характерно, но в 2008 году Ламберто Тассинари опубликовал 378-ми страничную книгу «Шекспир? Это писательский псевдоним Джона Флорио» («Shakespeare? It is John Florio's pen name»), имеющей такое оригинальное название в титуле, — «Shakespeare? Е il nome d'arte di John Florio». В которой довольно-таки убедительно доказывал, что оба (сам Уильям Шекспир и Джон Флорио) могли тяготеть, согласно шекспировским симпатиям к итальянской обстановке (в пьесах), а также его хорошее знание Италии, которое превосходило то, что можно было сказать об исторически принятом сыне ремесленника-перчаточника Уильяме Шекспире из Стратфорда на Эйвоне. Впрочем, никто не упомянул об хорошем знании Италии Эдуардом де Вер, 17-м графом Оксфордом, когда он по поручению королевы отправился на 11-ть месяцев в Европу, большую часть времени путешествуя по Италии! Помимо этого, хорошо была известна многолетняя дружба связавшего Эдуарда де Вера с Джоном Флорио, котором оказывал ему посильную помощь в написании исторических пьес, как консультант.  

Автор Неизвестeн

Критика / Литературоведение / Поэзия / Зарубежная классика / Зарубежная поэзия