Читаем Это критика полностью

Н.Е.: Сейчас я буду каяться и хвастаться. Я очень плохо выражаю свои мысли. Остается успокаивать себя тем, что мысли мои слишком неожиданны и парадоксальны, чтобы выразить их достаточно точно. Мне очень приятно, что вы читали и помните мое эссе о Фанайловой, но в данном случае я чувствую себя, как тот бакалейщик из "Швейка", которого волок полицейский со словами: "Я тебе покажу, как нельзя требовать от солдат Австро-Венгрии победы, когда с ними так обращаются!". Бакалейщик, как известно, лопотал, что у него лавка и он совсем не то хотел сказать! Лавки у меня нет, но я не то хотел сказать.

От бардов у современной русской поэзии все беды и победы. Вернее, все беды-победы. Понимаете? Это все та же "актуализация младшей линии литературы", что и в прозе. Если верх берет циничная развлекуха, то это - беда, а если наивность, непосредственность, открытая эмоция, то это - победа.

В конце концов, я очень люблю поэзию Дмитрия Быкова, а уж там бардовского, окуджавского завывания - ууу.

Не дразни меня оттепель, не 

Соблазняй поворотами к лету. 

Я родился в холодной стране, 

Честь мала, но не трогай хоть эту ...

В конце концов, какой замечательный поэт современной России - Михаил Щербаков. А уж он-то - бард из бардов! Патентованный бард, бард par excellence. И потом, что означает "попытки "письменной" поэзии опереться на поэзию "голосовую"? Я старомоден. Поэзия для меня прежде всего произносима. Она, будучи записана, только то и делает, что пытается опираться на "голос". Сколько бы ни были корявы стихи Сергея Стратановского или Николая Кононова, но они - произносимы. Интонируемы. Кононов - тот просто поет, даром что без гитары:

Чтобы роза роллс-ройса упрела на альпийской кушетке, 

Дай-ка мне, ангел сердечный, ноктюрн доиграть на гашетке ...

Нет, нет, если в моем эссе о Фанайловой вы вычитали нотки неуважения к бардам, то mea culpa, я не предугадал, что мое слово отзовется эдаким боком.

Бардовская традиция - это, понимаете ли, вроде джаза. Ну, как бы это пояснить... Вот однажды я слышал, как поэт и переводчик Валерий Шубинский рассуждает о кризисе в современной американской поэзии: мол, если что и выведет эту поэзию из кризиса, так это джаз. А нашу поэзию из кризиса выведет бардовская песня.


РЖ: Хорошо, а рок-поэзия существует как литературный феномен?


Н.Е.: Отважно и безоглядно скажу: существует. Яна Дягилева - чем не поэт? Чем не рок? Соединим и получим: рок-поэт.


РЖ: Некоторые наблюдения из ваших эссе (о Набокове и Селине или Бунине и Достоевском) выиграли бы в убедительности и признании литературоведов, будь они несколько более академически оформлены. Согласны ли вы с таким утверждением? И не привлекает ли вас академическая манера письма?


Н.Е.: Спасибо. Я просто не умею, не научился академически оформлять свои мысли и наблюдения. Но мне кажется, что истине все равно, в какой одежде появляться. Я так думаю и потому так выражаю свои мысли. Если бы я думал по-иному, то и выражение мыслей у меня было бы иное. Меня не привлекает академическая манера письма, потому что она не моя.


РЖ: А как вы относитесь к традиционному литературоведению?


Н.Е.: Я прекрасно отношусь к традиционному литературоведению, только себя в него не отношу. Не оно плохо и не я хорош, а просто мы - другие, разные. Оно - традиционное литературоведение, а я - Никита Елисеев.


РЖ: Существует ли в современной русской литературе и критике розановская традиция? Если да, то плодотворна ли она? И относите ли вы к ней себя?


Н.Е.: Ну вот видите, вы сразу мне и пару нашли; да нас там целая компания - вы правы. Просто я не рискну назвать Самуила Лурье, или Виктора Топорова, или Льва Аннинского, они-то все разные и могут обидеться, де, а нас-то куда? Кто вас уполномочил нас эдак "скомпанировать"? А вот все ж таки рискнул. Заметьте, что Андрея Немзера или Ирину Роднянскую, к примеру, я в эту "компанию" не внес. Другие. Не розановские. А в Бенедикте Сарнове или в Станиславе Рассадине, как ни странно, "розановское" имеет место быть.

Да: самая мощная традиция современной русской литературы и критики - розановская. А коль скоро она (эта традиция) столь мощна, то, стало быть, в ней плодотворного ровно столько же, сколько губительного. Конечно, конечно, он (Вас. Вас. Розанов) - Царь Прозы Новой, и, конечно, конечно, конечно, это царствование куда как опасно. Здесь Андрей Немзер прав. Возвратимся все к тем же овечкам "актуализации младшей линии", к детективу, мелодраме, бардам, вот и розановщина пристегнулась - тенденция, однако, а уж как вывезет, как выедет - к гибели и жалкому всхлипу, взвизгу, или к гибели и взрыву, или к нормальной, естественной жизни - ну, это как при демократии: кого выберут. Просто надо помнить и знать, кто ты и что делаешь, ну и быть готовым к ответу за сделанное. Вот и все.


Перейти на страницу:

Похожие книги

Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира
Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира

Несколько месяцев назад у меня возникла идея создания подборки сонетов и фрагментов пьес, где образная тематика могла бы затронуть тему природы во всех её проявлениях для отражения чувств и переживаний барда.  По мере перевода групп сонетов, а этот процесс  нелёгкий, требующий терпения мной была формирования подборка сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73 и 75, которые подходили для намеченной тематики.  Когда в пьесе «Цимбелин король Британии» словами одного из главных героев Белариуса, автор в сердцах воскликнул: «How hard it is to hide the sparks of nature!», «Насколько тяжело скрывать искры природы!». Мы знаем, что пьеса «Цимбелин король Британии», была самой последней из написанных Шекспиром, когда известный драматург уже был на апогее признания литературным бомондом Лондона. Это было время, когда на театральных подмостках Лондона преобладали постановки пьес величайшего мастера драматургии, а величайшим искусством из всех существующих был театр.  Характерно, но в 2008 году Ламберто Тассинари опубликовал 378-ми страничную книгу «Шекспир? Это писательский псевдоним Джона Флорио» («Shakespeare? It is John Florio's pen name»), имеющей такое оригинальное название в титуле, — «Shakespeare? Е il nome d'arte di John Florio». В которой довольно-таки убедительно доказывал, что оба (сам Уильям Шекспир и Джон Флорио) могли тяготеть, согласно шекспировским симпатиям к итальянской обстановке (в пьесах), а также его хорошее знание Италии, которое превосходило то, что можно было сказать об исторически принятом сыне ремесленника-перчаточника Уильяме Шекспире из Стратфорда на Эйвоне. Впрочем, никто не упомянул об хорошем знании Италии Эдуардом де Вер, 17-м графом Оксфордом, когда он по поручению королевы отправился на 11-ть месяцев в Европу, большую часть времени путешествуя по Италии! Помимо этого, хорошо была известна многолетняя дружба связавшего Эдуарда де Вера с Джоном Флорио, котором оказывал ему посильную помощь в написании исторических пьес, как консультант.  

Автор Неизвестeн

Критика / Литературоведение / Поэзия / Зарубежная классика / Зарубежная поэзия