Это лишь игра (СИ)

– Леночка, поешь потом, хорошо? А тут яблоки и мандарины…

Я даже думать о еде не могу, но заверяю ее:

– Конечно! Вот только уберут капельницу и поем.

В изножье кровати ставит еще один пакет.

– Там халат, тапочки, полотенце. Я, может, что-то забыла… впопыхах собирала… видишь, даже сама вон в домашнем платье… Ты утром позвони, скажи, что еще тебе принести, хорошо? Я завтра пораньше приду, чтобы с врачом поговорить.

В палату заглядывает медсестра и многозначительно смотрит на бабушку. Та сразу спохватывается, пятится к двери и торопливо мне повторяет:

– Леночка, звони мне, слышишь? Все время звони. Чтоб я знала.

– Да, конечно. Бабушка, а тебе кто сказал… ну, что я здесь? Кто-то из наших позвонил? Сонька?

– Олеся Владимировна. Она не звонила, они за мной приехали. И сюда потом отвезли.

– Они?

Сразу вспыхивает мысль: может, Олеся Владимировна с Германом?

– Да, она и ее молодой человек. Они сейчас внизу ждут…

Бабушка уходит, а до меня только тогда доходит, что не смогу позвонить ей. И вообще никому. Я без понятия, где остался мой телефон, где теперь моя сумочка…

Глупо, наверное, но все мои мысли неизменно возвращаются к Герману. Действительно ли это был он? А эти его слова, что любит меня… правда ли он говорил их, а может, мне в бреду померещилось?

***

Поднимают нас рано, меня сразу отправляют на анализы: кровь, ЭКГ и далее по списку.

Около десяти – обход. Но лечащий врач ничего толком мне не говорит. На все мои вопросы отшучивается только, что умереть мне здесь никто не даст.

Не знаю, сказал ли он что-нибудь вразумительное бабушке – она к нему в ординаторскую еще до обхода пробилась.

К обеду суета в отделении заметно стихает, а к двум оно превращается в сонное царство. А после четырех начинается самое настоящее паломничество. Ко мне приходит не только бабушка, но и соседка, и Соня Шумилова, и Жуковский, и Олеся Владимировна. Причем почти одновременно, так что я даже не могу спросить ни у кого про Германа. Наедине бы решилась – а вот так, при всех, не могу.

И уходят они тоже как-то вместе. Соня с Ильей Жуковским, а Олеся Владимировна с бабушкой и соседкой – она вызывается отвезти обеих домой.

Я остаюсь одна и… жду Германа. До самого вечера. Но он так и не приходит. И я снова терзаюсь: неужели ему все равно? Даже если всё вчерашнее было моей галлюцинацией, и Герман не спасал меня, и тех слов не говорил, но сейчас-то он знает, что со мной случилось. Разве ему все равно?

***

– Скоро меня выпишут? – спрашиваю врача на следующий день.

– Скоро-скоро, не переживай. Приступ мы купировали, прокапали тебя, состояние более-менее стабилизировалось. По анализам чего-то такого катастрофичного я не вижу. Про аневризму ты знаешь, и про то, что операция нужна... А в остальном... В общем, пару дней понаблюдаем, если все нормально – отпустим домой. Если пообещаешь больше не пугать нас приступами.

Я упрашиваю его отпустить прямо сейчас, но он лишь посмеивается.

– Лежи отдыхай, еще успеешь домой. Меня и так сегодня с утра из-за тебя дергали, – изрекает он, с многозначительным и малопонятным видом подняв указательный палец вверх.

С досады я чуть не плачу. Я же здесь как в клетке!

Но когда приходит бабушка, старательно делаю безмятежный вид, чтобы ее не расстраивать. А вот когда остаюсь одна – хоть волком вой. Я бы, наверное, и выла, если бы в палате никого больше не было. Но при людях стыдно.

Зато наконец удается поговорить по душам с Олесей Владимировной. И узнать то, что так меня волновало.

Она приходит сегодня позже обычного и, к счастью, одна. Мы спускаемся с ней в больничный двор. Там разбит небольшой скверик, вдоль дорожек есть скамейки. Можно сесть и спокойно, без помех и чужого внимания, пообщаться.

– Спасибо вам… – первым делом горячо благодарю ее я.

– Да за что? – искренне удивляется она. – Я же виновата, уговорила тебя, а сама не уберегла. Ты прости меня, пожалуйста, Лена. Я просто никак не ожидала, даже подумать не могла, что они способны на такое…

– Вы не виноваты, – смущаюсь я.

– Виновата, еще как виновата! Страшно представить, что бы случилось, если бы Соня не позвала Германа… если бы Герман не успел...

– Значит, это все-таки был он… – говорю я, даже не ей, а, скорее, себе. Но она подхватывает:

– Он! Да… Герман, конечно, своеобразный… но здесь он – молодец. Я-то от страха совсем растерялась, да и все там тоже… Звали врача, врача – нет. Такой ужас! Все в панике. А он с тобой на руках бегом… сразу в машину… Хорошо, что машина его тут же у входа стояла. Он тебя отвез. Следом я приехала сюда. Потом уже за бабушкой твоей съездила.

– А где мой телефон, вы не знаете?

– Нет… потерялся, что ли? И сумка тоже? Ну надо же, этого еще не хватало… Я попробую узнать, поспрашиваю. Да, надо было хоть вещи твои взять. Но я такая паникерша, перепугалась за тебя и про все забыла, конечно… А что было еще в сумке? Документы, деньги?

– Только телефон, ну и немного денег, да.