Это лишь игра (СИ)

– Я вижу, что у тебя серьезное отношение к Лене. Это прекрасно. Но ты должен понимать, что она – девочка милосердная и отзывчивая. Такая уж она есть по природе своей, такой она тебе и понравилась. Она не может пройти мимо чужой беды, а уж тем более – мимо несчастья близкого ей человека. Но чтобы не портить с тобой отношения, Лена не ходит к Пете Чернышову. Все остальные в классе тоже к нему не ходят. Получается, человек совершенно один в беде. Я на днях разговаривала с Петиной матерью, и мне было стыдно. За себя, за вас… за такую черствость и равнодушие.

Ну, всё. Англичанка села на своего конька. А у меня от ее пафоса тут же все зубы заныли.

– Только если вам всем плевать, то Лену мучает совесть. Ей плохо морально. Она разрывается между тобой и своими принципами. Ну пойди ты на компромисс. От тебя что, убудет, если она иногда его навестит? Герман, ну глупо ревновать в этой ситуации. И вообще ревнуют только неуверенные в себе люди.

– А не ревнуют только куколды… Извините. Я хотел сказать, что это псевдопсихологическая чушь. Но одно вы верно сказали: наши с Леной отношения вас не касаются.

– Я за нее переживаю! Ей плохо. А она и так… – англичанка запинается, будто не может подобрать нужное слово, – слабенькая. Не дави так на нее, Герман. Я боюсь, что ты ее просто сломаешь.

– Всё? Лекция окончена? – спрашиваю ее равнодушно.

Она лишь качает головой.

– Я надеялась до тебя достучаться…

– До свидания, – покидаю наконец я кабинет, в котором стало слишком душно.

Чернышова мы с Леной больше не упоминаем. Договорились вчера об этом, ну и о том, что больше она к нему не ходит. Бережем зыбкий мир. Но если уж на то пошло, я не запрещал Лене его навещать, просто меня коробило от мысли, что она после всего с ним общается.

Хотя кого я обманываю – меня вообще бомбит и разрывает, оттого что в ней вдруг опять взыграли к нему какие-то чувства. Пусть даже это всего лишь жалость, как она говорит. Из жалости тоже много чего может вырасти.

Англичанка – дура, дальше своего носа ничего не видит. А к Лене идти после школы я передумал, поехал домой.

***

Лене я ничего не стал рассказывать про наш идиотский разговор с англичанкой.

Сначала хотел спросить, какого черта та сует свой нос, куда не просят. А главное – зачем Лена ее посвящает в наши отношения. Нашла тоже себе подружку. Причем спросить хотел не по телефону, а лично, чтобы глаза видеть.

Но на следующий день уже остыл, а портить лишний раз себе и Лене настроение не хотелось. И так у нас в последнее время всё на нерве. Ну и к тому же последний звонок – какой-никакой праздник. Я бы даже сказал, нормальный такой праздник получился, несмотря на длинные речи и самодеятельность наших.

Хотя мы всего лишь сидели с Леной рядом в полутемном зале, пока наши выдавали какие-то номера на сцене. Я держал ее за руку, смотрел на нее. Ловил смущение, сбившееся дыхание и дрожь, когда наклонялся к уху и шептал всякую ерунду, а заодно касался ее теплой кожи губами. Вдыхал ее запах. Еле заметно целовал мочку, шею, впадинку за ухом. От ее трепета меня и самого вело нешуточно. И кровь бурлила так, будто ничего чувственнее в жизни не испытывал. Но главное, вернулось ощущение близости между нами.

Если бы не отец со своим неожиданным визитом и дурацкими ремарками в ее адрес, то вообще всё было бы десять из десяти. Мне хотелось свалить куда-нибудь с Леной на целую ночь, чтобы больше никого не видеть и не слышать. Но она не могла. Мы договорились с ней встретиться завтра.

***

Тренировка у нас сегодня подзатянулась немного, и я выхожу из комплекса только около пяти. До центра ехать не так уж далеко, но сейчас – самые пробки.

– На Карла Маркса и на Ленина вообще всё стоит глухо, – подтверждает Василий. – Можем сделать небольшой круг, там посвободнее должно быть, если верить яндексу. А там свернем на Тимирязева…

– Давай, – равнодушно соглашаюсь я. Тренер нас сегодня загонял. Да и отец вчера меня вымотал. Опять весь вечер выносил мозг по поводу отъезда в Канаду.

«У тебя этих Лен будет десятки, сотни, – орал он. – Ничего в ней особенного. Обычная кукла, каких полно кругом. Еще и голь перекатная».

«Для меня она одна», – старался я держаться спокойно.

«Очередная золушка, которой захотелось в сказку, – не слышал и не слушал меня отец. – Сейчас она хлопает невинно глазками, а моргнуть не успеешь – вцепится…».

В общем, с отцом мы вчера в итоге разругались. Только отец не понимает, что чем сильнее он давит, тем больше меня тянет к ней. Хотя куда уж больше... Вчера я чуть не сорвался к Лене прямо в ночи. Потом подумал, что ее бабушка моего внезапного появления не поймет.

Смотрю в окно, пока Василий пытается продраться через запруженный центр, а сам представляю Лену, заспанную, теплую, в нежном смятении – такую, какой помню ее в Листвянке. И невольно улыбаюсь.

Осматриваюсь – мы уже довольно близко от Лениного дома. Набираю ее номер, чтобы сообщить, что подъезжаю, скоро буду.

И вдруг вижу ее. Сморгнув, приглядываюсь – точно она. И Василий ее узнает.