Это мой город

Кто-то скажет, зачем хранить старье – сломать и построить заново! Таким отвечу,– Ломать не строить! Облик города может меняться, но меняться он должен медленно, не коверкая менталитет людей, живущих в нем. Тогда не будет случаться, как с замечательным белорусским живописцем Маем Данцигом, который вырос в доме, что стоял, возле Казанского собора. Мальчиком сидел он на широченном подоконнике, разглядывая проезжавших по Немиге балаголов, впитывая их неповторимую речь, их манеры, их «строи» и, который, до сего дня недоумевает – кому помешал его родной дом, почему, вот этот, который стоял рядом, так и стоит, а его дом снесли. Кто– то, убежден, для мальчика Данцига существование его дома было абсолютно безразличным, что, приехав из эвакуации, он не обрадовался сохраненному старому минскому дому, в котором (ну, надо же!) висел на стене, там, где его забыли, стремительно покидая родовое гнездо, рисунок отца, сделанный еще в дореволюционной студии. Вот эти оборванные человеческие нити – они тоже из офиса Смока. Триста лет он разрывал кружева этих нитей, Смок понимал, что из маленького Мая не вырастет народный художник Беларуси Май Вульфович Данциг, если в его сердце не останутся крики балаголов, их ломовые платформы, стародавняя улица Немига. Понимал, что я не смогу назвать этот город своим если всю жизнь не буду помнить торговавшего керосином в самом начале Немиги, старого Львовича, с его чудными медными, мерными черпаки, не буду вспоминать послевоенные минские кабачки, в которых на пустых бочках расставляли стаканы и инвалиды фронтовики и приехавшие из эвакуации беженцы. В Минске была традиция этих кабачков, в которые наши матери, чего стесняться! было, иной раз посылали, нас, подшиванцев,– Пойди, забери отца, хватит ему там вождаться…

В этих кабачках к пиву и водке подавались и раки, и рыба-фиш, и жареный гусь. Порвали связи – и сегодня днем с огнем не сыскать, того, что называется национальной кухней. Все стандартизировано, все унифицировано, на всем стоит печать из офиса Смока.

Печать стоит и на воспоминаниях… Сколько раз ловил себя на том, пишу, и чувствую, не так и не то… Было иначе, помню… А внутренний цензор настаивает, загибаешь, брат, про это именно так, а иначе – никак нельзя…

Как-то сказал, что недоумеваю, откуда взялся миф о тотальном разрушении Минска во время войны? И ведь всего только недоумение высказал, дескать, немцы, при захвате сопротивления не встретили, наши, отбивая город, тоже на его улицах боев не вели, как из зазеркалья раздалось,– Не моги! Не смей! Минск был полностью в руинах, и не мешало бы тебе самому выйти на всенародный субботник по расчистке этих самых руин. Официальный миф о полностью разрушенном городе, даже опровергать, особенно не пришлось. Просто позвонил, тому, кто встретил войну в Минске, все помнит, ничего не забыл и спросил,– Валя, расскажи, как это было в Минске, откуда взялся миф о тотальном его разрушении?

И замечательный писатель, партизан Валентин Тарас, «заводясь» с полуоборота сказал…

– Вот именно, миф!.. 24 июня прилетело 57 «юнкерсов» и около часа бомбили центр города, где сгорели многие деревянные строения, но… все каменные дома остались. Больше немецких бомбежек в Минске не было… Было правда несколько советских, но бомбили наши, точечно, в основном товарную, где однажды «всыпали» по пересыльному лагерю советских военопленных.

Интересуясь историей войны, знаю, что для того, чтобы дотла вбомбить в землю Дрезден американским «летающим крепостям» потребовалось несколько недель беспрерывных бомбардировок. Однако «летающая крепость» по бомбовой мощи не сравнима с пикировщиком «ю-87». Иной пример – чтобы подавить варшавское восстание, и при этом нанести страшные разрушения Старому Мясту, немцам пришлось «долбать» по городу не только авиацией, теми же самыми «юнкерсами», но и артиллерией не прерываясь, почти месяц.

Одним словом миф не выдерживает никакой критики. Однако он откуда-то взялся и просуществовал почти семь десятков лет. И все – минчане и не минчане, помнившие войну и не помнившие ее, согласно кивали головами подтверждая,– Да! был разрушен… До основания…

Чем это объяснить, кроме, как наведением коллективного морока, кроме общественной амнезии, я, пожалуй, подозреваю, но в данном случае, частность укладывается в общую теорию о Смоке, поэтому именно эту частность оставлю любезному читателю на десерт, а сейчас перейду к не менее живучему мифу о всенародных субботниках по восстановлению Минска. Вновь даю слово точнейшему свидетелю Валентину Тарасу…

– О каких субботниках ты говоришь!.. Если тебе кто-то компостирует мозги, сообщи товарищам, что субботников за год было всего два, причем очень немногочисленных, поскольку 3 июля 1944 года, в день освобождения, в Минске было всего 12 тысяч населения, люди оставили город, опасаясь вначале уличных боев, потом репрессий и возвращались в него медленно и неохотно…

– Хорошо!.. Кто же тогда построил то, что в Минске построено?..

– Минск восстанавливали и частично перестраивали немецкие военнопленные…