Это моя дочь (СИ)

Последние слова неразборчиво шепчет, затем снова теряет сознание. Перехватываю её ремнем, чтобы на пол не свалилась, дорога здесь толком не чищена, замело, едем. Всё время пытаюсь дозвониться до врача, но связь появляется лишь ближе к городу — далеко он её увёз, медвежий угол.

Врач приезжает одновременно с нами. Со мной охраны несколько человек, многие из них куда сильнее меня, но Ольгу в дом я несу сам, словно её, такую шебутную и строптивую, доверить никому не могу. Вношу в одну из спален, опускаю на кровать.

— Мне её раздеть нужно, — говорит врач. — Осмотреть на предмет повреждений, быть может, здесь нужна госпитализация.

Я снимаю сапоги, помогаю стянуть куртку, брюки. Ольга такая холодная вся, как ледышка, вспоминаю, как держал её за воротами, отказываясь впустить, на морозе, и затапливает жаркой волной стыда.

На её лице несколько гематом. Большая ссадина. Синяки есть на теле. Больше всего меня пугает рука. Иссиня синее запястье, опухшее, с чётким красным отпечатком от браслета наручников. Кожа — содрана. Да так, что врач, обработав рану, наносит несколько швов. Я испытываю такое сильное желание убивать, что от него немного подташнивает, его трудно сдерживать.

Убью, говорю себе я. Вспоминаю горящий домик, наручники измазанные в крови, которые висят с батареи. Я его убью и это будет благом. Такие не должны жить.

— Ее в больницу бы лучше, — протягивает врач.

— Сбежит, — честно отвечаю я. — В себя придёт и сбежит, даже если на четвереньках. Как видите, не помогут даже наручники. Все мои средства к вашим услугам, многое медицинское оборудование осталось после дочери.

Кивает, принимая мой ответ. Я отворачиваюсь, когда он снимает с неё белье. Мне кажется — так правильно. Несмотря на то, что я видел там все, и все виденное мне нравилось. После всего произошедшего она заслуживает немного личного пространства, хоть в таких вопросах.

— Ее не…

Не могу договорить это слово, будто если скажу, это станет правдой. И одновременно понимаю, даже если это случилось, даже если он над ней надругался, того, что Ольга самый сильный человек из всех мне знакомых людей, не изменит. Я все равно буду ею восхищаться, всегда.

— Насколько могу судить, нет, — успокоил врач. — Но сотрясение мозга, истощение, как видите, даже кровопотеря есть. Сначала была рапорота ладонь на этой руке, а потом она сама содрала кожу на второй. Сейчас все раны обработаю и капельницу поставим.

Накрываю её целомудренно простыней. Пропахшие дымом вещи уносят. Наклоняюсь к ней, на лбу огромная гематома, легко, сухими губами целую рядом, чтобы не сделать больно. Целую возле самой линии роста волос, и волосы её тоже пахнут дымом, она вся этим запахом пропиталась.

Врач, отрабатывая заплаченные деньги споро берет анализы крови. И из вены, и из пальца. Ставит капельницу, и медленно, капля за каплей в вену Ольги струятся жизнь и силы.

— Когда ей станет лучше?

— Состояние не критичное, так что скоро. Но потом все же беречься и в клинику подъехать, завтра буду ждать. Анализы отправлю сейчас в лабораторию, к полуночи будут готовы. Пока капает раствор буду ждать в соседней комнате, если что, я рядом, зовите.

Я понял, что выходит он ради меня — чтобы дать мне побыть с Ольгой, не скрывая эмоций. А мне не стыдно. Да, я понял вдруг, что Ольга вызывает у меня целую гамму самых разных эмоций и чувств, от бешенства до восхищения, и ничего из этого я не стыжусь. Сейчас мне хочется быть нежным с ней. Хоть немного сгладить собой всю ту жестокость, которую ей пришлось вынести.

Мне бы хотелось взять её за руку, но обе они изранены. Я просто сижу рядом и тихонько поглаживаю её по пальцам, едва касаясь. Цвет понемногу начинает возвращаться на её щеки — порозовели. Ресницы трепещут, снится что-то страшное. Я хочу, чтобы ей только хорошее снилось, но мне не под силу прогнать её кошмаров. Тихонько стонать во сне и шевелиться она начала примерно через тридцать минут после установки капельницы. А потом открыла глаза. Взгляд мутный, испуганный. Меня увидела, и улыбнулась немного и от этой слабой улыбки у меня дыхание перехватило.

— Где, — хрипло шепчет она, не в силах договорить предложение.

— Ты у меня, — отвечаю. — Всё хорошо. Этого подонка я поймаю, можешь не сомневаться. Ты сильно надышалась дымом, ещё у тебя сотрясение мозга…

Снова делает попытку улыбнуться. Привстать даже, тихонько нажимаю на грудь ладонью, вынуждая опуститься на постель.

— Даша…

— С ней все хорошо, — смотрю на Ольгу, и понимаю, что я был глуп. Что прозрел. Хорошо, что не поздно. И решение созревает моментально. — Ольга, выходи за меня замуж. Так правильно будет. Дашку будем вместе растить. Но не думай, не только ради ребёнка. Просто ты не такая, как все. Я тобой восхищён. Если я позволю тебе уйти, я буду жалеть об этом всю жизнь.

Она все же садится в постели, неугомонная. С некоторым удивлением смотрит на иглу капельницы, что торчит из её руки. Трёт лоб, пытаясь прийти в себя, но натыкается ладонью на гематому и шипит сквозь зубы от боли.

— Хочу сейчас ее видеть. Немедленно.