Это мы, Господи, пред Тобою…

Были, как у всех детей, комичные недоумения. До 17 года, пели у нас революционные песни. Семья матери вообще была и музыкальной, и песенной — мать с юности пела в хорах. Я тянула вместе с родителями: «Голодай, чтоб они пировали, голодай, чтоб в игре биржевой…» Последние слова я понимала так: «чтоб вы Гребер живой…» (был в городе еврей по фамилии Гребер).

Отец работал тогда статистиком в крестьянском банке. Мама говорила пришедшим: «Его нет дома. Он в банке» Я бежала в кухню, взбиралась на табуретку и заглядывала в трехведерную глиняную банку, в которой у нас хранилась вода. Помню сейчас даже свежий дух водяной из этой банки и мое отражение в воде, когда я искала «в банке» отца.

В реальность сказочного мира верю твердо. Весь дом наполнен сказочным. Под влиянием какой-то повести из «Задушевного слова» подсматриваю за куклами, как они «живут», когда остаются одни. Утром в день именин, проснувшись, нахожу игрушки вокруг меня; мама удивленно делает вывод: это ночью они собрались меня поздравить.

Мир эмоциональный во мне пробуждает мама, включая и понятия доброты. Дядю Васю одевают дедом Морозом и он «сам», живой, приносит мне елку и игрушки. В полутемной прихожей дядю в нем не узнаю, только знакомая шляпная картонка с игрушками вызывает недоумение, которое мама разрушает: ведь могут же быть одинаковые картонки! А ту, которую я знаю, сломали, выбросили. После этого в истинном существовании деда Мороза я не сомневаюсь до школьных лет, уверяю школьных подружек: «Я же видела его сама!» И они меня, смеясь, долго не могут переубедить.

Они же откроют мне и тайну деторождения, но долго еще я буду просматривать капустные грядки.

Хотя я помню полицейских — «городовых» и многое из царской России, я все-таки дитя века: кинематограф я увидела раньше, чем театр. Бабушка взяла меня — крошку в «биограф», как тогда называлось кино. Была комедия с Дурашкиным. Запомнилась дама в страшно узкой по моде юбке, из-за узости которой дама беспрестанно падала. Кино было первым впечатлением, театр — вторичным. Первый спектакль — «Свинопас» Андерсена. Не понимая что к чему, я все-таки запомнила сверкающие блестками платья принцессы и фрейлин, но когда опустился занавес, я решила, что вот теперь-то на этой плоскости и начнется настоящее зрелище, будет падать дама, и забегают смешные люди…

2. Друзья

Самым любимым моим взрослым другом в младенчестве становится папин приятель Валериан Алексеевич Скуфати, человек незаурядный, интересный не тольцо для ребенка, из породы «чудаков». Интеллигентный грек-одессит, экспансивный, седеющий уже холостяк, он в нашу семью влюблен. Эстет, страстный почитатель новой западной литературы. От него я получила «Маленького лорда Фаунтлероя» и он, обожатель изящных женщин и презирающий «коров», называет мою маму по имени героини «Фаунтлероя» «Милочкой». Детей любит самозабвенно, зовет их «шпунтиками». Однажды при нем разгорается ссора между моими родителями. Он, ужаснувшись папиному необузданному гневу, успокаивая, целует руки и отцу и маме. Он фантазирует: когда я вырасту, мы поженимся, и мы с ним долго играем в игру — нашу свадьбу: я надеваю шарфик в виде фаты, он галантно склонясь, берет меня под руку, мы торжественно шествуем по комнатам и некто воображаемый несет за мною шлейф. Эта игра почему-то не нравится маме, но меня приводит в восторг. На домашней елке В. А. главный и чудесный распорядитель, показывает фокусы, им придуманные игры необыкновенны.

Непрактичен и добр до юродивости: раз зимою, проходя мимо замерзшего полуголого нищего, он, не раздумывая, отдает свое пальто «голубчику», так называет он всех людей. Сам, человек небогатый, остается в тужурочке, пока мама не дает ему старое папино пальто. На упреки отвечает смущенно: «Ну, что за пустяки, голубчик, я ему дал, вы мне».

Отец и В. А. очень любят друг друга, отец — «Бобка» восхищен его святым бескорыстием, но когда позже В. А. узнает, что Бобка стал большевиком, он проклинает его, повторяя: «Боже, такой добрый Бобка, сделался «негодяем!». В гражданскую войну он, так и не вернулся в любимую Одессу, из которой был выслан за какое-то политическое выступление, работал писарем в госпитале, клял большевиков, «разрушивших культуру», ходил в шинеленке, подпоясанной скверной веревкой, и умер от голода или тифа.