Это наш ребенок!

     Доктор Теодор Поллак, возмещавший проведенную в постоянных трудах молодость тем, что наслаждался преимуществами зрелости, широко улыбнулся.

     — Да, она прекрасна. Не так, как Шейла, конечно. — Он посмотрел на жену, как будто увидел ее в первый раз после многолетнего перерыва. — И у Шейлы твои глаза и губы. Правда, у этой малышки твое имя.

     Сьюзан улыбнулась и покраснела. Шейла могла бы поклясться, что покраснела.

     — Ребекка Сьюзан — чудесный выбор, дорогая.

     Шейла все таращила глаза на своих родителей. Как будто она попала в сумеречную зону между сном и бодрствованием. Или одна из ее фантазий вдруг обрела собственную жизнь. Ее детская фантазия, в которой родители вели себя не как деловитые профессионалы, а как нормальная любящая пара.

     — Мама, папа, что-то случилось? Вы ведете себя так... странно. — Шейла не смогла сформулировать это более мягко.

     Тед засмеялся, но ответила Сьюзан:

     — Ты хочешь сказать: «не надутые»?

     Шейла ни за что не стала бы оскорблять их, хотя именно это слово первым приходило в голову. Надутые. Чопорные. Замкнутые.

     — Я хочу сказать, что вы изменились. Я ожидала открытку и сберегательную облигацию, а не визит.

     — Сберегательную облигацию... — Эти два слова явно освежили память Сьюзан, и она взглянула на мужа: — Ты не забыл купить ее?

     Шейла протянула руку прежде, чем отец успел ответить.

     — Это не намек, а наблюдение. — Она сделала шаг назад, чтобы лучше рассмотреть родителей. — Так что же с вами обоими произошло?

     Они переглянулись, и отец, к безмерному удивлению и удовольствию Шейлы, обнял мать за плечи.

     — Мне кажется, что через тридцать пять лет брака мы наконец нашли друг друга.

     —Дом был большой, но не настолько, — заметила Шейла. Здесь что-то еще.

     Сьюзан удобно устроилась в объятиях мужа.

     — Дом — нет, но наша работа... Ты это знаешь лучше других.

     Да, работа всегда стояла у них на первом месте. Отец находился в странах «третьего мира» по полгода, оперируя детей, которые иначе остались бы искалеченными или парализованными. Мать каждую неделю принимала больных в бесплатной клинике в старой части города. Долгие часы они отдавали своим частным практикам. Все это, безусловно, проело большую дыру в ткани их совместной жизни. Но Шейла приспособилась, смирилась. Изменить что-то было невозможно. Тигры полосатые, солнце встает на востоке, а ее родители одержимы своей работой.

     Что же изменилось теперь?

     — Итак? Что же случилось?

     Сьюзан взглянула на мужа, предоставляя объяснения ему. Для нее это было слишком болезненно.

     Тед заговорил не сразу. Это был самый плохой период в его жизни. К счастью, благополучно завершившийся. Но могло кончиться иначе. Уж он-то понимал это лучше других.

     — Мы думали, что у твоей матери рак груди.

     Шейла впервые услышала об этом и широко раскрыла глаза.

     — Мама!

     Сьюзан подняла руку, останавливая поток надвигавшихся слов и вопросов.

     — Мы тебе не сказали, Шейла, потому что не хотели тревожить. Опухоль оказалась доброкачественной. Чего нельзя было сказать о нашем браке, как мы поняли.

     Сьюзан посмотрела на мужа явно с любовью.

     — Мы оба вдруг столкнулись с совершенно непривычной гранью жизни, — продолжал отец. — Пришел момент критически все оценить, выделить самое важное.

     — И самым важным оказалась семья, — подхватила Сьюзан и поцеловала Шейлу в висок с большим чувством, чем за всю ее жизнь. — Бедняжка. Ты была обделена вниманием потому, что я лечила больных, а отец улетал на полгода делать свои операции.

     Шейла всегда старалась держаться за положительные стороны своего детства.

     — Я очень гордилась вами, — честно сказала она.

     Сьюзан нежно взъерошила волосы Шейлы.

     — И была очень одинока. Теперь я понимаю. Милосердие начинается дома, а тебе его не досталось. — Она ласково посмотрела на внучку и, просияв, взяла ее на руки. — Теперь все будет по-другому. Совсем по-другому. Мы избалуем ее.

     Шейла никогда не видела, чтобы мать так широко улыбалась. Только рассеянная улыбка.

     — О Господи! — притворно простонала Шейла и обратилась к отцу за помощью: — Папа!..

     Он засмеялся, явно наслаждаясь происходящим. Наслаждаясь жизнью с пылкостью человека, чуть не потерявшего все, что ему было дорого.

     — Я буду держать ее в рамках.

     — Ха! — фыркнула Сьюзан. — Ты не знаешь своего отца. Ему стоит только начать. Придется купить Ребекке Сьюзан кооперативную квартиру для коллекции мягких игрушек.

     Шейлу охватило ликование. Ее родители борятся за честь баловать ее ребенка! Невероятно!

     — Думаю, зарываться я вам не позволю.

     Сьюзан оглядела кухню, как будто ожидая, что кто-нибудь выпрыгнет из кладовки.

     — Так где он, этот твой муж? Или автоответчик записал посторонний сигнал?

     Шейла отрицательно покачала головой. Интересно, как бы отреагировал Слейд, если бы услышал, что его назвали посторонним сигналом? — Никакой ошибки. Слейд на работе.

     Тед удовлетворенно кивнул и поправил очки.

     — Ну, по крайней мере он не нахлебник.

     Шейла весело улыбалась. Прежде, когда она жила дома, отец не обращал внимания на ее приятелей и не интересовался их планами в отношении дочери.

     — Слейд журналист, папа. Работает в «Таймс».