- Этот Аваддон - такое имя подходит ему больше, чем Лейф, - этот Аваддон в своей незащищенной красоте...
Гари набрал в легкие побольше воздуху, потому что прежде говорил слишком быстро, и продолжил:
- Но он хороший товарищ... Он, в меру сил, помогает каждому... я уже об этом упоминал... и работает он старательнее всех прочих. Если речь идет об опасном поручении, вызывается первым. Себя не щадит...
- Из истории, рассказанной тобой, я мало-помалу понял: ты этого человека превозносишь, изобретаешь все новые способы, чтобы выгодно осветить разные стороны его натуры... даже темные. Но почему, собственно? Чтобы предостеречь меня? Мне, дескать, не следует с ним встречаться - ты заявил это с самого начала.
- Да,- односложно подтвердил Гари.
- Но твоя речь нацелена на противоположный результат: пробудить во мне любопытство или чувственность.
- Отнюдь, - возразил Гари. - Я пытаюсь показать тебе, что при всем своем добродушии он опасен.
- Ты назвал его Третьим. Это либо твоя нелепая выдумка, завлекающая меня в туманные дебри, либо ты в самом деле поставил на карту что-то серьезное. И в таком случае для тебя это неизбежность, а для меня - мое моральное право: использовать Третьего, чтобы довести наши с тобой абсурдные отношения до еще большего абсурда.
- Но как раз этого я и боюсь, - сказал Гари.
- Должен ли я поверить, что ты ревнуешь?
- Скорее, испытываю предчувствие ревности.
- А моя душа, ты полагаешь, иссохла? - Матье больше не владел собой. - Моя ревность - только мыльный пузырь? У меня что, нет права на такого рода внутренние безумства, химеры? Вы с ним служите на одном судне. В любой момент с вами может случиться то, что случилось между ним и Йенсом. Думаешь, меня это не касается?
- Я сплю в отдельной каюте, - сказал Гари очень спокойно, будто его устами говорила сама разумность. - Уже два года: так распорядился твой отец... Возможно, ради тебя...
- Он умный человек, - сказал Матье, - и заботливый. Он меня даже по-своему любит, хоть и не одобряет моего образа жизни. Но Аваддон может заглянуть в твою дверь по ошибке.
- Я всегда перед тем как лечь спать запираю дверь, - сказал Гари.
- Однажды ты можешь забыть ее запереть, - сказал Матье,- или Аваддон проникнет в каюту в твое отсутствие. Вдруг ты ему нравишься... Он мог бы спрятаться там. Он мог бы даже, как ангельское существо... как Третий... Если он и вправду Третий...
- Не мог бы, - сказал Гари.
- Почему же нет? Что его удержит? Если он готов переспать даже с уродом Иеремией, как ты утверждаешь... Почему именно к тебе должен он испытывать отвращение - он ведь не может не чувствовать определенного родства между вами?.. Вы оба избранники... для высокого или низкого. Подлинный Аваддон тоже знал и небо, и ад... не хуже, чем Бог и дьявол, вместе взятые; а сверх того, знал любовь, неведомую, как кажется, этой паре. Почему бы тогда Аваддону не
- Нет, - сказал Гари, - никогда ни один из нас не объяснится в любви другому. Аваддон находит себе иных партнеров... без всяких объяснений и комментариев... молча... Можно сказать, это происходит в Ничто. Между ним и мною такое было бы невозможно... Он знает это не хуже, чем я. Похороненные в земле, мы, может, и встретимся; но не здесь...
- Пусть кто-нибудь другой вникает в твои слова, - сказал Матье с вызовом. - Но между ним и мною, в отличие от твоего случая, могло бы что-то открыться, могло бы прозвучать слово, послание было бы расшифровано и освободило меня от мук и услад моей уединенной - или уединившейся - сексуальности! Что ж, очень хорошо. Это вполне соответствует желанию моего отца. Пятьдесят тысяч крон заплатит он... Может даже больше; в зависимости от результата твоего наущения.
- От такого я тебя предостерегаю, - сказал Гари непреклонно.