«Экономка, хитрая бестия, знает наши секреты, - подумал Матье Бренде, - Неужели отец проболтался, потому что вынужден довольствоваться обществом этой дамы? Или такая осведомленность объясняется ее страстью к подслушиванию?» Он не ответил.
- Не мое дело давать вам советы или, тем более, вас учить. Но ваша судьба, господин Бренде, мне вовсе не безразлична. Я знаю вас с детства. Я почти двадцать лет заботилась о вас, в физическом смысле... Да и в воспитании вашем принимала некоторое участие.
- Я ценю это, фру Линде, - ответил Матье любезно, но холодно.
- Теперь вы нас покидаете, так нелепо... по нелепому поводу.
- Что вы, фру Линде, можете знать о причинах отъезда, о событиях моей жизни? О самом факте отъезда вы, конечно, осведомлены, как показывают ваши слова.
- Когда в тот злосчастный апрельский день вас привезли домой, раненого, этот мальчик, этот Гари...
- Его фамилия Ларсон, фру Линде. Пожалуйста, называйте его
- Господин Ларсон... но тогда он еще был мальчиком Гари... Так вот, тогда этот мальчик Гари и переступил впервые порог нашего дома. Я возмутилась <...>, его появление вывело меня из себя. Рубашка спереди порвана... он походил на бродягу. Я хотела выгнать его. Но он не позволил, чтобы от него так легко отделались. Таксист стоял в дверях и требовал денег. Я была смущена, смертельно напугана. В результате этот ваш провожатый сам отнес вас по лестнице в вашу комнату и положил на кровать. Когда ваш отец, вернувшись, понял, насколько плачевно ваше состояние, увидел пропитанные кровью тряпки... произошла беда: он не воспротивился тому, чтобы этот
- Фру Линде - вообще-то я не люблю указывать людям на допущенные ими неточности. Но все же потребность в правде отчасти присуща и мне. Меня «привезли» домой не какие-то неизвестные,
- Он просто-напросто остался здесь. Оставался в доме целых три недели. А потом еще и поехал с вами в Бенгстборг. Он - словно воплощенный порок, повсюду вас сопровождающий. Он, господин Бренде,
- Вот теперь, фру Линде, вы высказали свое подлинное мнение. Более ясной формулировки не создала бы даже государственная машина пропаганды, - Матье Бренде попытался рассмеяться, но не сумел.
- Ко всему прочему еще и эта персона... мать навязчивого мальчика... периодически являлась к нам в дом.
- Вы имеете в виду фру Ларсон? - переспросил Матье Бренде, будто желая убедиться, что не ослышался.
- Я имею в виду
- Правильно: тот, кто воображает себя защитником нравственности, кичится этим... и охотно оскорбляет других.
- А вы как прикажете относиться к этой персоне?!
- Вы, фру Линде, хотели сказать: «к этой шлюхе». Пожалуйста, не стесняйтесь. У нас с вами откровенный разговор. Так что выражайтесь четко и недвусмысленно. Да, я - блудный сын, не то отвергнутый отцом, не то сам решивший уйти из дома. Для вас это значит, что я живу со свиньями и жру помои. Может, оно и так. Я всегда туго соображал. Во всяком случае, в доме я уже никакой роли не играю. Это мой последний здесь завтрак. От меня не зависит, уволит ли вас господин генеральный директор, или, наоборот, повысит вам жалованье. Я, фру Линде, могу только закатить вам пощечину... если мне хватит внутреннего достоинства. Но, может, его у меня уже нет.
- Постыдились бы. Вы хоть бы не демонстрировали, 204 что так опустились... потеряли представление о приличиях!
- Я... должен продемонстрировать...
- Вы оказались в дурной компании, господин Бренде. Пора опомниться. Вы попали под влияние человека, который и сам способен на худшее, и хочет испортить вас. То, что вы позволили ему себя соблазнить, простительно; но если вы и впредь останетесь глухи к голосу разума, будете упорно погружаться в грязь - от вас отвернуться все.
- Вам
- Нет, я лишь согласилась передать письмо. Я знаю, что вашему отцу было нелегко оттолкнуть вас... и что он готов вас простить, в любую минуту... только бы вы хоть немного исправились... не увлекались так откровенно этой сомнительной дружбой.