Ничего не ответив, Валерио открыл дверцу и с видом вконец измученного человека рухнул на сиденье, зябко засунув руки в карманы пальто. Инспектор тотчас тронулся вверх по улице, затем свернул на виа Соррентина, на редкость грязную, забитую повозками торговцев овощами. Выехав на шоссе, он прибавил скорость.
— Какая печальная история, — сказал Фазаро удрученным тоном. «Говори, говори!» — стонала изодранная в кровь душа Валерио.
— Он повесился в маленьком домике, которым пользуются рабочие во время сбора апельсинов, неподалеку от фермы Гордзоне. Вы ведь знаете: на этой ферме он познакомился со своей женой, там они и поженились…
Нажав на рычаг переключения скоростей, он перешел на вторую скорость и стал подниматься на плоскогорье.
— Я ведь предвидел такую развязку, помните, доктор? — продолжал Фазаро. — В течение нескольких дней он пользовался довольно значительной моральной поддержкой, удерживавшей его от самоубийства. Но когда я говорю о поддержке… Это всего лишь ниточка, понимаете? Ниточка…
Он посигналил, прежде чем обогнать драндулет, битком набитый девушками в сардинских платьях. Водитель был крепкий деревенский парень — вполне заурядный, с дерзким взглядом, он тоже был одет в местный черно-белый костюм.
— Вчера вечером что-то, должно быть, случилось, доктор, и ниточка оборвалась.
Доктор немного съежился на сиденье и поднял воротник пальто, словно спасаясь от утренней свежести.
Свернув с шоссе, машина выехала на узенькую дорожку, идущую средь песчаных равнин, покрытых поблескивающими лучами. На фоне тусклого горизонта пепельного цвета неторопливо шествовали бараны. Очень далеко, где-то в глубине серого тумана, угадывались горные хребты.
— Заметьте, доктор, что такой конец в каком-то смысле наилучший выход… Я хочу сказать, что судьи вряд ли проявили бы мягкость по отношению к Сандро…
И так как Валерио не отвечал, инспектор слегка повернулся к нему.
— Вы, верно, не согласны со мной? Вы питали дружеские чувства к нему…
— Да.
Еще один гудок, чтобы предостеречь крестьянку в толстой коричневой юбке, которая вела двух осликов, груженных виноградной лозой.
— Вы, конечно, предпочли бы, чтобы он остался жив? И бежал в Тунис?..
— Конечно, — тихо сказал Валерио.
Фазаро умолк и, казалось, все свое внимание сосредоточил на глубоких колдобинах, которые он старательно объезжал. Дорога становилась все хуже и хуже. Из-за пригорка навстречу вынырнула небольшая серебристая рощица оливковых деревьев с голубоватыми просветами под листвой. «Может, он знает правду?» — со жгучей горечью подумал Валерио. «Он знал все и не хотел ничего предпринимать до возвращения Анджелы!» Но то была безумная идея, и Валерио нетерпеливо отбросил ее. Ему хотелось выйти из машины, оставить Фазаро и шагать по полям, долго шагать одному. Но тут ему вспомнилось чтение телеграммы, поздравления Фазаро и его странное поведение. «Может, они и правда делали ставку на Анджелу, на возвращение Анджелы!» Если это так… Ему почудилось, будто он только что выбрался из душных джунглей, где за ним следили хитрые и безжалостные враги, и вышел оттуда измученным, обессиленным.
— Подумайте хорошенько, доктор, — продолжил Фазаро. — У Сандро не было другого выхода. Магда была для него всем. Что бы он делал в Тунисе? Вы можете себе его представить в Иностранном легионе[29]
? Конечно, нет! Он вел бы существование больного, затравленного зверя до полного изнеможения. А под конец его все равно ждала веревка…Доктор выпрямился. Может, он собирался что-то ответить? Но он только повернул голову в сторону простиравшихся справа полей, окруженных низенькими стенами иссохших камней, к холмам, которые длинными извивами, прерываемыми иногда полосой скал и черных зарослей, устремлялись к небесам.