Это не то, что я хотела

Глава 22. И я тебя люблю, Джон.

Маленькая девочка бежала по широкой мощёной дорожке, по которой спокойно ходили люди, но не дети, стремительно, как летящая стрела из лука, бежали со всех сторон. За девочкой бежал молодой мужчина, около тридцати лет. Его рост достигал пять футов и десять дюймов, что можно было сказать, что его рост был и не таким уж и высоким, с которым обычно представляют мужчин. Его волнистые короткие волосы слегка развязывались на ветру во время бега; серые глаза, как у дочери, не отрываясь от девочки, следили, чтобы ты не упала или в кого-то не срезалась.

– Элис, аккуратнее!

– Ха-ха-ха! Не догонишь, не догонишь! – смеялась девочка, раскинув руки в стороны, изображав из себя самый быстрый самолёт в мире, и улыбалась своим ртом, в котором отсутствовало несколько молочных зубов. – Папа, ты какой-то медленный!

– Какая ты быстрая, ого-го! – мужчина изображает удивлённое лицо и делает вид, что при медленном беге уже успел запыхаться. Она встаёт на месте, уперев руки в колени, и продолжает следить за девочкой. – Аккуратнее!

– Не догонишь! – продолжает кричать девочка и оборачивается на папу, который в это время остановился. Только она возвращает взгляд прямо, как спотыкается об вылезший камень с дорожки. – Ой! – и падает на неё, сдирая кожу с колен до алой крови.

– Элис! – молодой мужчина подбегает к дочке и сразу ставит её на ноги. – Я же говорил тебе быть аккуратнее! – он стряхивает с её красного платьица остатки земли и пыли, затем присаживается на корточки и заглядывает ей в лицо. – Ты как, солнышко? Больно? Сильно? – и стал внимательно рассматривать её кровоточащие коленки, а девочка в это время вытирала слёзы с щёк своими маленькими кулачками.

Она не выла, как другие дети, а как сильный человек терпела боль и не издавала ни единого звука нытья. Она ненавидела тех детей, которые всегда плакали перед всеми, лишь бы на них обратили внимание. Элис, когда хотела выплакаться, уединялась в каком-нибудь скромном уголке от остальных детей, чаще в кабинке туалета, и плакала до тех пор, пока горячие слёзы сами по себе не перестанут катиться по щекам. Когда она переставала плакать, то вылезала из кабинки, умывалась водой из под крана своё лицо и возвращалась к людям. Если кто-то ей задавал вопросы, что с ней случилось, то Элис отвечала, что она бегала и сильно вспотела, поэтому у неё было лицо красное. А умылась она водой, чтобы лицо ощутило прохладу. Такой ответ всегда прокатывал.

– Мне не больно! – отрицала Элис и скрестила руки. – Побежали! – она тянет папу за рукав рубашки, снова приглашая в догонялки.

– Нет, – твёрдо сказал Джон и качает головой. – Мы обещали маме, что ты придёшь целой и невредимой, помнишь? – девочка молча кивает, а шумно, опустив голову вниз. – Подожди меня тут, – он усаживает дочь на ближайшую скамейку, – я схожу в аптеку за лейкопластырями, – и целует девочку в лобик. – Никуда не уходи, – с этими слова и он медленным бегом, как бежал за Элис, удаляется в сторону аптеки.

Элис упирается руками в скамейку и, свесив ноги, начинает ими качать, наблюдая за людьми в парке. Здесь также находились взрослые с детьми, за которыми следили также, как Джон за Элис. Также девочка заметила, как страстно целовались подростки на скамейке, чуть ли не начиная прелюдия перед прохожими людьми. Они даже не стеснялись.

– Бе, – высовывает девочка язык в качестве отвращения и уводит голову в другую сторону.

Она сразу заприметила большое дерево, под которым сидела девушка, которая явно была старше Элис, по виду ей, примерно, было шестнадцать лет. Девушка сидела одна на зелёной летней траве под деревом и что-то усердно рисовала в своей маленьком блокноте, по типу скетчбука. Ей стало интересно, что же она там рисовала, и Элис встаёт со скамейки, направляюсь в её сторону, совсем позабыв про обещание папе. Несмотря на жгучую боль в области колен, Элис, похрамывая, дошла до девушки и встаёт перед ней, немного заглядывая в блокнот. В своём возрасте она знала, что такое личное пространство, но именно в этот момент она благополучно про него забыла.

Девушка была одета по-простому, но в её одежде всё равно можно было прочувствовать её натуру и необычность. Элис всегда удивляло, что по одежде можно понять, какой человек внутри, даже не знакомясь с ним. На её переносице были круглые очки с чёрной оправой. Длинные русые волосы были заплетены в две толстые косы, на концах которых были резинки разного цвета, но одного оттенка. Рубашка бежевого цвета с короткими рукавами и широкие к низу джинсы голубого цвета. Около неё, рядом, лежала сумочка коричневого цвета, в которой наверняка лежали краски и кисточки. Так подумала Элис. Она заметила, что рассматривает не рисунок в её блокноте, а саму художницу, которая смотрела на Элис с заинтересованным видом. Элис опомнилась.

– Ч-что рисуешь? – немного замявшись, спросила Элис, нервно перебирая пальцы.

– Я рисую людей, – ответила девушка. Элис заметила, что ее карие глаза остановились на её разбитых коленях, которые продолжали истекать алой кровью.