Она пенит мой любимый с запахом кокоса гель и неспешно начинает обмывать мои плечи, шею.
— Ваша очередь спрашивать, Агнесса Робертовна.
— Думаю, последний вопрос, заданный мне, надо адресовать и тебе.
— Что, неужели всё так очевидно? — ухмыляюсь, не пытаясь убедить женщину в обратном.
— От ненависти до любви… кажется, вы оба прошли этот путь. Только теперь сами не знаете, что с этим делать.
Она мудрая.
— Теперь понимаю, почему отец категорически отказывается менять своего помощника. Вы бесценный кадр.
Впервые слышу тихий и музыкальный смех этой женщины.
— Неужели ему предлагали?
— О да. Несколько раз. Кто-то советовал сухопарого очкарика или, наоборот, бывшего боксёра, а ещё девочку после универа. Мол надо делать ставку на молодёжь.
— Игорь никогда не говорил. Намёки мне и в лицо поступали, но открыто никто, естественно, не заявлял.
Она домывает верхнюю часть тела, и теперь остаётся только часть, скрытая водой. Принимается за мои волосы, и я снова ловлю кайф от того, как нежно массируют её пальцы кожу головы.
— Думаю, на сегодня достаточно, — говорит Агнесса, завершая мои омовения.
Опираюсь на края ванны и осторожно поднимаюсь. Жду пока моя нянька на сегодня быстро споласкивает меня из гибкой душевой лейки.
Голова кружится, меня тошнит, так что стараюсь не делать резких движений и отвлекаю себя воспоминаниями.
— Знаете, Агнесса, он всегда отвечал одинаково. Мол, зачем ему «недодел», если у него сейчас имеется полный комплект!
Женщина скромно улыбается и накидывает на мои плечи огромное махровое полотенце.
Я, не одеваясь, прямо в полотенце укладываюсь в постель, а в голове теперь только один вопрос: «Почему Кирилла нет так долго?!».
Глава 19
Кирилл
Не помню, когда со мной в последний раз ТАКОЕ было и было ли вообще.
Необъятная злость и желание убивать затопили мозг, едва я почувствовал ледяное тело Роксаны на своих коленях. Её слабый голос и дрожащие пальцы вгоняли всё большие порции адреналина в мою и так пылающую жаждой мести кровь.
Я Максика убью!
Но сначала мне надо было позаботиться о девчонке. Храброй и сильной. Самой лучшей.
Усаживал Тихомирову в машину, а руки отказывались отпускать её тело. С силой оторвал свои грабли, предоставляя доступ местному Айболиту.
Пума — умница — мужественно несла своё бремя, но я-то видел, сколько боли и тоски в её черных глазах. Хотелось вернуться, обнять, вжать в своё тело, чтобы не разобрать, где чьи части.
Но меня ждал, как сказал Вася, мой огуречик. И эту встречу я никак не мог пропустить.
— Кир, твою мать, ты давай полегче. Вон лучше вали к Айболиту — тело штопать, а мы сами, — догоняет меня начальник охраны и снова напоминает о моей ране.
Да где же она? Я ничего не чувствую! Оглядываю себя и замечаю следы крови от ножевого по кромке бронежилета почти на бедре. Вспоминаю молодого охранника, удар которого пропустил. Навыки, как говорят, надо тренировать.
— Это царапина, Василиск. Меня вон хозяин этого гнезда разврата ждёт. Неудобно заставлять и дальше его волноваться.
Мужик, если и несогласен со мной, всё равно молчит. А он несогласен, судя по недовольной физиономии. Ведёт меня пустыми коридорами коттеджа, поигрывая желваками на плотно сжатых челюстях.
— Не бесись, Вась! — миролюбиво начинаю я. — Не могу иначе. Вот представь на месте Роксаны свою хрупкую и нежную Олеську, как оно тебе?
— Уже. Представил. Убить надо, — коротко и зло отзывается он. — Но нельзя! Сам понимаешь, Сабуров. Убийство этого извращенца нам не прикрыть. Папочка его не даст.
Василий тормозит перед большими двойными дверями, видимо, за которыми сидит в ожидании мой будущий полутруп.
— Понимаю. Пошли со мной, — решаю я, так как веры в собственный тормоз не чувствую. Я уже в предвкушении его крови на моих руках, а ведь ещё даже этой сраной морды не видел.
— Давай. Я на входе постою. Пригляжу за вами, — понимает меня начальник и легко толкает тяжёлую дверь. — Парни свободны. Дальше мы сами.
Трое ребят, что охраняли покой ублюдка, покидают, по всей видимости, рабочий кабинет. Хотя вряд ли тут кто в последнее время трудился…этот гандон умеет разве что с шиком потратить пару лимонов за неделю.
Напрягаюсь всем телом, едва вижу наглую морду с опухшей переносицей и разбитыми губами — это уже мальцы Василиска постарались. Выдержки у меня никакой, но радость от побитого фейса позволяет хоть немного контролировать свои звериные позывы.
Вася, как и обещал, занял наблюдательный пост у дверей, не мешая мне вершить самосуд. И когда я останавливаюсь в шаге от Королевского, он разевает свой поганый рот.
— О! Сабуров! Пришёл за свою шлюху мстить?! Ну ты чего?! Одним больше… — и дальше моя выдержка испаряется.
Хорошо поставленный, как учил Лео, и от всей силы удар в челюсть прерывает его монолог. Больше нормально говорить ублюдок в ближайший месяц не сможет — перелом нижней челюсти не позволит.