Это (не) взаимно (СИ)

— Моя девочка… такая влажная и горячая… такая тесная, — рвано шепчет он, вставляя в меня два пальца и растягивая изнутри.

Эти признания ещё сильнее меня заводят, заставляя подкачивать бёдрами и сильнее насаживаться на его пальцы. Так чувственно и порочно сладко… так только с ним.

Поэтому никого другого… — мелькает осознание вспышкой у меня в голове.

Внутренние мышцы бёдер начинают дрожать от приближающегося оргазма, а спазмы удовольствия почти приносят боль, когда Кир одним моментом насаживает меня на член.

Я распахиваю глаза, которые, оказывается, прикрыла от удовольствия, и кончаю. Прокусываю нижнюю губу до крови, стараясь не шуметь, но стоны удовольствия просачиваются через сомкнутые губы. Их своим ртом ловит Кир и заодно слизывает кровь с моей раны.

— Наш следующий раз должен быть в уединении, чтобы ты смогла кричать.

Киваю, соглашаясь, так как в данный момент готова подписать документы на продажу собственных органов, только чтобы это безумие продолжалось. Несмотря на полученную разрядку, я не чувствовала себя полностью удовлетворенной, а потому…

— Дальше я сама, — толкаю в плечи, чтобы Кир лёг обратно на подушки. — Ну же!

Тороплю его, не смущаясь его горячего взгляда и недовольства на дне синих глаз. Сабуров подчиняться не особо спешит, а вот заняться сексом очень.

— Не будешь слушаться — останешься без сладкого, — стращаю и снова толкаю на спину. — Уйду!

Вру уверенно, так что мужчина всё-таки откидывается назад, предоставляя мне бразды правления. Как только он располагается в нужном мне полусидячем положении, двигаю бёдрами вперёд, пробуя впервые роль наездницы.

Нет, с верховой ездой у меня всё в порядке, но, вот когда между ног иной жеребец, немного очково что ли. Но уже со следующим моим движением я наслаждаюсь процессом и так с каждым разом всё увереннее и сильнее.

Кир напряжён, он до скрежета сжимает зубы, а его крылья носа словно пульсируют, стараясь выровнять тяжёлое дыхание. Он ни на секунду не оставляет моего полуголого тела, постоянно лаская то тут, то там. Самовольно расстегнул пуговицы моей рубашки до половины, и теперь мучает мою грудь прямо через тонкое кружево бюстгальтера.

А меня всё сильнее потряхивает, и влажные от пота ладони скользят по его тоже влажным плечам, а спираль удовольствия всё скручивает меня в бараний рог. Мышцы ног начинают дрожать от непривычной нагрузки, и за секунды до оргазма я начинаю сбиваться с ритма, но мне не дают.

Кирилл в два мощных толчка бедрами вверх завершает это восхождение на вершину горы. Я мощно кончаю, теряясь в собственном теле, и, кажется, всё-таки кричу, а потом обваливаюсь комом на твердую мужскую грудь. Запоздало вспоминаю о ране, но Кирилл не отпускает.

Его, как и меня, лихорадит в посторгазмических конвульсиях, а наши тела, кажется, склеились между собой.

— Кир, твоя рана… не больно? — все равно шепчу я свои страхи.

— Мне не больно, Пума. Мне охрененно хорошо, так что лежи дальше.

Я верю. Сама в таком же блаженном состоянии.

После своего знаменательного двадцатилетия я всё время хотела потерять память и перестать сравнивать всех мужчин со сводным братом. Смысл ждать того, кто обещал не вернуться!? А жалкая душонка внутри меня всё равно ждала… и, вашу мать, не зря.

ЭТОГО стоило подождать!

Уткнувшись носом во влажную кожу крепкой шеи, с удовольствием расслабилась. Иногда слушаться даже приятно.

И нежный поцелуй в макушку с убаюкивающими поглаживаниями вдоль спины превращали меня, сучку, в озабоченную милую киску. Это всё Сабуров!

— Соплежуй, ты почти заклинатель змей, — на выдохе делюсь своим мнением и ерзаю попкой, чтобы поудобнее устроиться на мужчине.

— Ты разбила мне сердце своим «почти», — ерничает мужчина. — Как только мои боевые раны затянутся, буду искоренять.

Ухмыляюсь и оставляю поцелуй в шею.

— Ага. Как скажешь. Только корень свой не заломай, — и снова целую, слизывая слегка солоноватый пот с его кожи.

И меня это не оставляет равнодушной. Извращенка.

— Не волнуйся, Роксана. Он выдержит.

А я и не волнуюсь. Мне просто хорошо как никогда. И это у нас взаимно.

Эпилог

Роксана

Аэропорт для частных самолётов исключал ненужную толкотню и суету. Встречающих, как и провожающих, тут было немного, и это не могло не радовать.

За последний месяц я разлюбила шум вокруг себя, предпочитая сдержанные полутона. Эгоисткой и сучкой осталась прежней, что даже святая Агнесса иногда в голос стонет, хотя некоторые не отчаиваются и принимают такой, какая есть.

Делаю проверочный шаг назад, и спина тут же упирается в сильное тело.

Нам нельзя… пока нельзя.

На публике мы с Сабуровым продолжаем разыгрывать «семью», а как только двери за нашими спинами смыкаются, мы синхронно рвём друг на друге одежду и самозабвенно совокупляемся.

Как кролики.

— Устала? — склоняясь к моему уху, интересуется Кирилл, и в его голосе слышится беспокойство.

И не без повода. Пока мы по пробкам добирались на лимузине до этого аэропорта за чертой города, он дважды меня сладко трахнул.