Это очень забавная история

И в моем мозгу началось Зацикливание. Я понимал, что это будет худшее из Зацикливаний, которые у меня когда-то были. Без перерыва будут идти задачи, провалы, трудности. Я так молод, но уже облажался в этой жизни. Я не дурак, но ума у меня хватает только на то, чтобы отхватить неприятностей. А вот на то, чтобы получать хорошие оценки или завести подругу, ума недостает. Девчонки считают меня странным. Я не люблю сорить деньгами. Каждый раз, когда я трачу деньги, мне кажется, что меня изнасиловали. Мне не нравится курить травку, но я все равно курю, и это вгоняет меня в депрессию. С достижениями у меня негусто. Я не занимаюсь спортом. Бросил тай-бо. Ни в какой общественной деятельности не участвую. Мой единственный друг – раздолбай, гений от бога, встречается с прекраснейшей девушкой на свете и даже не подозревает об этом. Я мог бы добиться большего. Я должен добиваться успеха, но не могу, а другие могут, и они моложе меня. Их показывают по телику, им платят, награждают стипендиями, и все у них в порядке. А я до сих пор никто. Когда уже я стану кем-то?

Мысли шли одна за другой без перерыва, выбегали сзади, протискивались вперед и стекали к подбородку: я никто; никогда мне не справиться с этим; скоро все увидят, что я пустышка; все уже знают об этом, просто я не в курсе; я знаю, что я пустышка, просто притворяюсь нормальным. Хорошие же мысли, изредка появлявшиеся в моей голове с прошлой осени, в ужасе забились в переднюю часть мозга, подальше от тех, что поселились в шее и спинном мозгу. Так хреново мне еще никогда не было.

Теперь перед закрытыми глазами проплывает домашка: биржевая настольная игра «Знакомство с Уолл-стрит», доклад по истории про инков, контрольная по математике – они появляются в виде надписей на надгробии. Все это скоро закончится.

Мама забирается в кровать рядышком. Значит, еще рано. Даже одиннадцати нет. Ночка предстоит длинная. Наш пес, Джордан, который должен быть мертв, влезает в кровать вместе с мамой, и я кладу на него руку, хочу ощутить его тепло и успокоиться. Он на меня лает.

Я поворачиваюсь на живот. Подушка пропитывается потом. Поворачиваюсь на спину. Пот впитывается с другой стороны. Ложусь на бок, как маленький. Потею как малыш? Интересно, а в материнской утробе потеют? Кажется, эта ночь никогда не закончится.

– Еще не спишь, Крэйг? – спрашивает, шурша простынями, мама.

– Не сплю.

– Полпервого. Принести хлопья? После хлопьев засыпаешь только так.

– Давай.

– «Чиритос»?

С «Чиритос» я, пожалуй, справлюсь. Мама встает и приносит тарелку хлопьев. Они насыпаны с горкой, и я уминаю их с какой-то особой жестокостью – ведь я ем в последний раз – и заталкиваю их в себя так, словно они мне задолжали. Уж их-то я не выблюю.

Слышу, как мамино дыхание выравнивается. Тогда я начинаю думать, как все проверну. Возьму велик, это уже ясно. По чему я буду скучать, так это по воскресным велопрогулкам в Бруклине: помню, я как бешеный уворачивался от выхлопных труб, торчавших из грузовиков, фургонов и машин, потом встречался с Ронни, мы пристегивали велосипеды рядом со станцией метро и ехали к дому Аарона. Ронни говорит, что нет лучше изобретения, чем велик, – водить его проще простого. И хотя поначалу мне так не казалось и я думал, что велик – глупая затея, сейчас я так не считаю. Мама не давала мне ездить на велике в школу, так что по мосту я поеду впервые. И шлем надевать не стану.

Будет по-весеннему теплая ночь. Я возьму велик, быстренько доеду до Флэтбуш-авеню, главной артерии Бруклина, прямиком к Бруклинскому мосту с его вечными кочками и полицейскими, дежурящими всю ночь. Они на меня даже не взглянут – разве это незаконно, парень просто едет через мост. Я поеду по пандусу наверх и на середине возьму правее, как раз там, где я был тогда. Потом сойду с дороги и последний раз посмотрю на мост Веррацано.

А что делать с велосипедом? Если прицепить на замок, то стоящий в стороне велосипед будет привлекать внимание, пока замок не перережут или не распилят цепь, что займет немало времени – цепь дорогая, качественная! Если же я оставлю его непристегнутым, то мой крутой «Ралей» свистнут в два счета, не оставив и намека на то, что я там был.

Короче, велик я не брошу. Нырну вместе с ключом, и мама с папой будут знать, куда я пропал. Полицейские найдут велосипед и скажут родителям. Им придется непросто, но они хотя бы будут знать. Так лучше, чем не оставить ничего.

Сколько сейчас? Время словно замерло. Раз я все равно не могу заснуть и потею, буду отжиматься – может, хоть это меня вымотает. Спать я не собираюсь, просто хочу довести себя до усталости и немного отдохнуть, а то не успею вовремя – туда ехать почти час. Я упираюсь руками в кровать и принимаю позицию для отжиманий, что очень напоминает позу для занятий сексом, которого у меня даже не было, – так и умру девственником. Тогда попаду ли я в рай? Нет, не попаду: в Библии сказано, что самоубийство – грех, и я отправлюсь прямиком в ад – вот засада.