Это очень забавная история

– Принимал «Золофт». Но перестал.

– Перестал? – Ее глаза расширяются. – У нас полно таких пациентов.

Она печатает что-то на компьютере и снова поворачивается ко мне:

– Зря ты это сделал.

– Знаю, – говорю я, а сам рад, что наконец-то есть причина, из-за которой со мной все это, что-то конкретное, на что можно указать.

– Замри, запомни этот момент, подумай, как ты себя чувствуешь. И в следующий раз, когда захочешь прекратить прием лекарства, вспомни эти ощущения.

– Ладно.

Я пытаюсь запомнить: во мне словно все умерло, внутри пусто, я чувствую себя сломленным и бесполезным. Ужасные ощущения, такие не забудешь.

– У тебя все наладится, миленький, – подбадривает медсестра.

Я смотрю, что она набирает на экране: вписывает в графу «Причина обращения» «СКЛОННОСТЬ К СУИЦИДУ». Мне кажется, вполне сносное название для музыкальной группы.

– Ну же, давай, – говорит медсестра, вставая из-за компьютера. Стоящий за ним принтер выдает что-то со скрипом и скулением. Она оборачивается назад, достает две наклейки и лепит на пластиковые браслеты, прикрепленные к ее поясной сумке со всякими медсестринскими прибамбасами. Потом надевает браслеты на мое правое запястье.

Я осматриваю их и вижу, что на обоих надпись «Крэйг Гилнер», номер моей соцстраховки и штрих-код. Я спрашиваю:

– Почему их два?

– Потому что у тебя особый случай.

Она выводит меня из комнаты, и мы проходим через отделение экстренной помощи, минуя сдвигающиеся и раздвигающиеся в произвольном порядке шторки, за которыми появляются персонажи этого утреннего субботнего представления. В основном это пожилые люди, чаще всего утыканные трубками белые женщины, которые кричат и стонут. «Во-ды-ы-ы, во-ды-ы-ы», – надрываются они, но никто не обращает на них внимания. Врачи с картонными планшетами в руках проходят мимо – если я правильно понял, в белых халатах врачи, а медсестры – в синих. У одного из них растрепанная светлая бородка, чего я от доктора никак не ожидал. На бейджике написано «Д-р Кеплер, ординатор» – значит, он студент. Я тоже мог бы заниматься чем-то таким, не облажайся я так и не попади в это место.

– Проходи сюда, – говорит медсестра.

Наш слух услаждают многочисленные сигналы звукового оповещения. Каких только не услышишь: громкие, страшные, мелодичные, невнятные. Я думаю, а случается ли, что они звучат все одновременно, и тут мы проходим мимо гигантского металлического стеллажа на колесиках с бледно-желтыми, завернутыми в целлофан подносами. Это больничный завтрак. Медсестра выкатывает его из двери с надписью «Пищеблок».

Мы приближаемся к нескольким лежащим на носилках латиноамериканцам – похоже, все они пострадали в общей потасовке в баре. У одного перебинтовано лицо, другой показывает доктору свою грудь, третий закатал штанину и демонстрирует что-то вроде укуса акулы. Доктор шикает на него по-испански, и тот раскатывает брючину обратно. Подходим к стойке с компьютерами, медсестра просит меня подождать и останавливает проходящего мимо доктора-индейца. Тот берет носилки, которые вблизи выглядят как довольно сложная техническая хреновина, которая топорщится красными и черными рычагами, и закатывает в бокс № 22.

Бокс достаточно вместительный для носилок. Двери в нем нет, только проем. Стены желтого цвета. Сестра заводит меня туда и говорит:

– Доктор сейчас придет.

Какой же нестерпимо яркий свет, а я не спал всю ночь. Сажусь на носилки. Что я здесь делаю? Тут же вообще нечего делать. Даже крючков на стене нет.

Рядом с боксом № 22, около шторки, сидит на носилках шикарно одетый чернокожий парень с длинными дредами. На нем темно-коричневый костюм и черные ботинки, похожие на мои. Он держится за бедро и воет от боли. Я такое только в кино видел – вцепившийся в себя парень с перекошенным, оскаленным лицом раскачивается из стороны в сторону и вторит без перерыва: «Сестра, сестра, пожалуйста». Похоже, он вывихнул бедро. Парень поворачивается то на бок, то обратно на спину, но ему это мало помогает.

– Кому хуже, солдат, тебе или ему?

– Не знаю, сэр!

– Вопрос с подвохом, солдат.

– Ну, ясно, что ему хуже. Я же сижу прохлаждаюсь, а он там чуть ли не умирает.

– Я ожидал от тебя большего, сынок.

– В смысле?

– Ты же сообразительный малый. Должен понимать, когда притворяются. И, солдат…

– Да?

– Ты отлично справился. Рад, что ты все еще в строю.

– Чувствую себя прекрасно.

– Жизнь состоит не в том, чтобы чувствовать себя прекрасно, а в том, чтобы доводить дело до конца.