Это они, Господи…

Но поэту такие доводы — по барабану. Он говорит, что вот есть у него в Оклахоме один ученик, который в 18 лет прочитал «шесть основных книг Достоевского». Каких — неизвестно. Но уж наверняка тут были и «Братья Карамазовы», и «Преступление и наказание», и «Идиот», и «Записки из мертвого дома»… Но не рано ли в 18-то? Впрочем, это его дело. Главное вот что: «Если в Америке будет больше таких мальчиков, то войны между нашими странами не будет». О, святая простота с примесью благоглупости! И это в 75 лет после того, как побывал в 96 странах и приобрел поместья по обе стороны океана! Во-первых, «больше таких мальчиков» — это сколько? Во-вторых, да неужто немцы в сорок первом году напали на нас только потому, что плохо знали русскую литературу? А вот если бы выучили наизусть «Дядю Степу» — да? 75 лет…

Коммунист и антикоммунист в одном флаконе

Вот что ещё очень интересно. Евтушенко уверяет, как мы видели, что никогда он не был антикоммунистом. Есть 17 способов доказательства обратного. Приведу только три.

Первое. Поэт заявил: «Моя мать коммунистка, ОДНАКО она честнейший человек» (МК,17.6.08). Кто другой мог это сказать, кроме лютого антикоммуниста? Но бедная мама…

Второе. 4 ноября 1970 года я записал в дневнике: «Позавчера встретил Солженицына. На станции „Маяковская“ спускаюсь на эскалаторе, а он поднимается. Надо, думаю, вернуться, ведь ни разу в жизни не видел лауреата Нобелевской премии в натуральном виде. Поднялся наверх. Вижу, он стоит у турникета, вроде замок у портфеля поправляет. Портфель здоровый, новенький и туго набитый. Уж не долларами ли?.. Сразу подойти не решился. Думаю, на улице лучше будет.

Одет он хорошо, современно: добротные зимние ботинки, узенькие штанишки, короткое светлое пальтецо переливает разными оттенками, на голове меховая шапка… Идёт ходко, шагает через две ступеньки вверх, должно, торопится.

Вышли мы на улицу Горького. Пошли к Пушкинской. Тут где-то возле магазина „Малыш“, т. е. в самом начале пути я поравнялся с ним и окликнул:

— Александр Исаевич?

Он встрепенулся, посмотрел на меня несколько мгновений и говорит:

— Извините, что-то не припомню.

Мне это показалось странным. Ведь когда на обсуждении в Союзе писателей его „Ракового корпуса“ я в перерыв подошел к нему первый раз, то, не успел я представиться, как он сам воскликнул:

— Бушин!

Я удивился и спросил, как он меня узнал.

— Да ведь в журнале, где ваша статья обо мне, была фотография.

Это не уменьшило моего удивления: ведь фотография в „Подъеме“ была с марочку, и я там без бороды, а сейчас подошел с бородой. „Ну и хваткий глаз!“, — подумал тогда. Узнал он меня и позже около „Пекина“. А тут — не узнаёт! Видимо, сейчас все знакомые и всё человечество делятся для него на две противоположные половины: одни поздравляют его с только что полученной премией, другие не поздравляют. В те несколько мгновений, что внимательно смотрел на меня, он ещё и выжидал: вот брошусь я жать ему руку и поздравлять. Тогда бы он, конечно, признал меня. А я не бросился, и это с самого начала определило его отношение ко мне. Я назвался и напомнил, что вот здесь неподалёку мы уже встречались.

— Да, да, вспомнил он, — но руку, как тогда, всё-таки не протянул. — Где печатаетесь? — вдруг спросил.

— В „Советской женщине“.

— В „Советской женщине“? — недоуменно переспросил он.

— Да, — сокрушённо подтвердил я.

— Какая у вас линия? — с прокурорской прямотой спросил он.

„Не фига себе вопросик!“ — подумал я. А какие они, линии, есть и сколько их — советская? антисоветская? русофильская? антисемитская?.. Я начал лепетать что-то в том духе, что время сложное, в одном слове свою позицию не выразишь…

— Выразите в десяти словах, — продолжал напирать лауреат.

Меня такой тон. Конечно, уже злить начал, а он продолжает:

— Что делаете для будущего?»

На этом запись обрывается. Видимо, невмоготу стало мне фиксировать его допрос. Но прекрасно помню, что в разговоре был упомянут Евтушенко, и я высказался о нём весьма неласково. Ах, как взвился Александр Исаевич!

— Ну, знаете, если вам уж Евтушенко!..

И лауреат где-то около памятника Пушкину произнес пламенную речь в защиту своего любимца. Так за что же ещё в 1970 году, тем паче — когда к столетию Ленина только что появилась поэма Евтушенко «Казанский университет», антисоветчик № 1 защищал и нахваливал одного из творцов Ленинианы. О, были у него иные заслуги перед антисоветчиками и какие! Одни «Наследники Сталина» в «Правде» чего стоят. А взгляд-то у Солженицына был хваткий.

Ну, а Евтушенко что об антисоветчике № 1? Ну, это мы могли видеть совсем недавно по случаю 90-летия вечно живого покойного классика: «Он в одиночестве поднялся против советского режима. Борец! Герой! Человечество его не забудет…». Что-то в этом духе.

За что же, не боясь греха,
Кукушка хвалит петуха?
За то, что хвалит он кукушку.

Да, и нобелевская кукушка и петух с орденом Трудового Красного — оба антисоветчики, преданные друг другу.