Читаем Это они, Господи… полностью

Изо всех наших военачальников Васильев сделал одно исключение: «С большим уважением я отношусь к Рокоссовскому, это мой кумир». Прекрасно. Однако ныне кое-кто клянется в любви к Рокоссовскому, чтобы противопоставить его Жукову, чтобы оболгать Жукова. Васильев именно из тех. А за что он так уважает Константина Константиновича? Оказывается, прежде всего за то, что «он единственный в мире дважды маршал»: Маршал Советского Союза и маршал Польши. Инженер человеческих душ считает, что это нечто равноценное, не видит тут разницы. Ну, как же так, добрый человек! Ведь первое звание было присвоено за блестящие победы во время войны, а второе — в мирное время по должности, когда наш маршал в 1949 году стал министром обороны Польши. Ну вот у вас есть орден Отечественной войны Второй степени. Это же не боевая награда, вы её получили в 1985 году, как все участники войны, по случаю юбилея Победы, это памятный орден. Вот таким маршалом Польши был и Рокоссовский. А кроме того, мэтр, как военный писатель, историк, вы должны бы знать имя Фердинанда Фоша. Неужели не слышал? Так вот, этот Фош был маршалом Франции (1918), фельдмаршалом Англии (1919) да ещё маршалом той же Польши (1923) — трижды маршал! Так что, извините, но вы опять немножко сели в лужу своим дворянским афедроном.

Маршала Жукова наш потомственный и столбовой, разумеется, презирает, ненавидит и клевещет на него: «Больше всего людей погибло у Жукова, который всё твердил: „Бабы новых нарожают! Вперёд!“». Это кому же он твердил — не матушке ли вашей Эли? Очухайтесь, ваше благородие, ничего подобного Жуков не говорил и говорить не мог, это приписал ему ваш побратим Эдуард Володарский на страницах «МК» в беседе с вашим побратимом Дейчем. При этом он сослался на воспоминания Эйзенхауэра «Крестовый поход в Европу». Я предлагал ему заехать ко мне и найти среди 525 страниц что-нибудь подобное. Не явился, ибо ведь наглецы чаще всего и трусы. Может, вы заедете, Борис Львович?

А вообще-то в воспоминаниях Эйзенхауэра есть о Жукове. Например, упомянув о личной дружбе с русском маршалом, автор отмечал: «Его обычно направляли на тот участок фронта, который в данный момент представлялся решающим. Это опытный солдат… Как ответственный руководитель в крупных сражениях Жуков за несколько лет войны получил больший опыт, чем любой другой военный нашего времени» (с.521). И добавил в другой раз: «Я восхищаюсь личностью и полководческим дарованием Жукова».


Тут, между прочим, Борис Львович, вам даётся возможность задуматься над своей эманацией вздора о том, что-де у Жукова гораздо больше боевых потерь, чем у других военачальников. Поскольку, как справедливо писал Эйзенхауэр (это, впрочем, давно и так известно), Жукова посылали на особенно важные участки фронта, а также, добавим, поручали командовать самыми крупными формированиями и руководил он операциями больше всех и самыми масштабными, решающими, то возможно, что в итоге, если суммировать, окажется, что за всю войну, допустим, у Конева потери меньше. Взять контрнаступление под Москвой. В абсолютных цифрах потери Западного фронта, которым командовал Жуков, больше, чем Калининского, которым командовал Конев. Но, ваше высоколобое благородие, у Жукова было 700 тысяч войск, и его фронт, находясь в центре всей линии наступления, играл главную роль в операции, а у Конева —190 тысяч войск и его фронт — это фланг наступления. Понимаете разницу? И тем не менее, относительные потери у первого — 13,5 %, а у второго —14,2 %. Хоть теперь-то понял что-нибудь? Эти и многие другие цифры, разоблачающие помянутую эманацию приводит генерал армии М. А. Гареев на странице 129 своей книги «Полководцы победы» (М., 2005). Может, и эту книжечку прислать или ваша супруга Зоря Альбертовна заедет?

Вообще же говоря, за исключением редких случаев, мне представляется нелепостью — оценивать полководцев «по потерям». Даниил Гранин мечтает всем им такой «рейтинг» вывести. Да как можно сравнивать! Ведь чаще всего под командованием разных военачальников одной армии сражаются силы разные и количественно и качественно, а противоборствуют им тоже разные силы противника, и театры военных действий, даже погода и задачи могут сильно различаться. А о них судят, как о спортсменах, состязающихся в совершенно равных условия, — допустим, по сигналу «Старт!» они одновременно срываются и бегут по гладкой гаревой дорожке одну и ту же дистанцию. Но это — между делом.

Перейти на страницу:

Похожие книги

188 дней и ночей
188 дней и ночей

«188 дней и ночей» представляют для Вишневского, автора поразительных международных бестселлеров «Повторение судьбы» и «Одиночество в Сети», сборников «Любовница», «Мартина» и «Постель», очередной смелый эксперимент: книга написана в соавторстве, на два голоса. Он — популярный писатель, она — главный редактор женского журнала. Они пишут друг другу письма по электронной почте. Комментируя жизнь за окном, они обсуждают массу тем, она — как воинствующая феминистка, он — как мужчина, превозносящий женщин. Любовь, Бог, верность, старость, пластическая хирургия, гомосексуальность, виагра, порнография, литература, музыка — ничто не ускользает от их цепкого взгляда…

Малгожата Домагалик , Януш Вишневский , Януш Леон Вишневский

Публицистика / Семейные отношения, секс / Дом и досуг / Документальное / Образовательная литература
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное