Это останется с нами

Надия вздыхает и улыбается. Я полгода прихожу в этот дом пять раз в неделю и стала своей. Увидела уязвимость, страхи, силу, отчаяние и мужество, и между нами возникла особая близость. Я знаю, что буду вспоминать мсье Хамади и мадам Лавуар, которую взяла после мадам Болье, но Надие в моей душе отведено особое место. Мне будет ее не хватать, как родного человека. Она заставляет меня забрать пирожные с собой и спрашивает, сможем ли мы видеться. Я с ходу отвечаю: «Конечно!» – и прощание превращается в обещание.

Февраль

67 Жанна

Покупая у флориста букет мимозы, Жанна разрывалась между двумя чувствами. Ей казалось, что она жила с любимым мужем вчера – и вечность назад, сердечная рана кровоточила – и заживала. Настроения менялись по несколько раз на дню – и она из последних сил пыталась противостоять их парадоксальной противоречивости.

Вчера или вечность назад Пьер подарил ей охапку мимозы, первых весенних цветов. Он поступал так каждый год, зная, что Жанна обожает желтенькие ароматные помпончики и умеет долго сохранять их свежими: она разбивала стебли молотком, ставила в прозрачную вазу со слегка подслащенной теплой водой, по несколько раз на дню опрыскивала из пульверизатора и держала на кухне, где было больше всего света. Главный секрет заключался в разговорах: Жанна беседовала с цветочками нежно и торжественно, что ужасно забавляло Пьера.

С рокового дня минул почти год, очень скоро замкнется круг «первых разов».

В автобусе Жанна вдруг подумала: «Я выжила…» – и чувство вины мгновенно прогнало эту мысль. Но след все-таки остался.

Жанна никогда бы не подумала, что переживет Пьера. Сколько раз она повторяла, не веря сама себе? «Я уйду раньше тебя, просто не смогу иначе…» Все получилось именно «иначе». Она ушла под воду, залегла на дне и беседовала на «ты» с тенями, хотела остаться там – одна и несчастная, мечтала сдохнуть, потому что утратила интерес к жизни. Ей говорили: «Время – ваш союзник, оно смягчит боль, поможет ранам затянуться…» – она отказывалась слушать. Печаль оставалась последним, что связывало ее с Пьером. И все-таки… С каждым новым днем солнце отбирало несколько секунд у ночи, жизнь отбивала мгновения у смерти.

Жанна вдохнула аромат мимозы, сказав себе: «Так, значит, это правда – пережить можно все».

Сегодня утром она встала в солнечную лужу на полу своей комнаты – обнаженная, с раскинутыми в стороны руками, похожая на суриката, который так нравился Пьеру. Потом она шила, слушая Бреля, Барбару и Селин Дион, одну из немногих современных певиц, которые ей нравились. Ирис поднялась поздно, как часто случалось после ухода в декретный отпуск. Жанна приохотила ее к «Отчаянным домохозяйкам»[56], и они посмотрели две серии, увлеченно обсуждая наряды Габриэль и поведение Бри.

Повседневность оделась в привычные цвета.

Она никогда не станет прежней. Ее сломали, а потом починили. Жанна знала, что чувство потери никуда не денется, да она этого и не хотела, чувствуя себя хрупкой, неустойчивой, но вставшей на ноги.

Ни Симоны, ни ее симпатичного знакомого на кладбище не оказалось, Жанна улыбнулась и заменила увядшие тюльпаны мимозой.

68 Тео

Лейла захотела, чтобы я давал ей уроки выпечки на дому, и я так разволновался, что не сумел этого скрыть – поделился с Жанной и Ирис, о чем почти сразу пожалел. Они сказали, что я должен надеть рубашку и туфли «прощай молодость». Наверное, подумали, что это приглашение на костюмированную вечеринку. Обе провожали меня до лестничной площадки, бормоча взбадривающие наставления, а когда я был уже на тротуаре, продолжили из окна. Можно подумать, мне предстоит покорить Эверест! Я притворился смущенным, но, по правде говоря, был доволен.

После первого поцелуя на крыше мы виделись вне работы всего дважды, но я все сильнее привязываюсь к ней. Не знаю, есть ли предел, потолок, пик, день, когда все застывает, прежде чем рухнуть вниз, но сейчас я бегом поднимаюсь к любви и кайфую, черт побери! В булочной мы делаем все, чтобы никто ничего не заметил, но при малейшей возможности касаемся друг друга, улыбаемся, обмениваемся нежными взглядами. В те дни, когда я учусь или Лейла не работает, думать могу только о ней. Раньше со мной ничего подобного не случалось, и хоть я и пугаюсь время от времени такой силы чувств, все равно хочу пребывать в этом состоянии всю оставшуюся жизнь. Лучше бы, конечно, чтобы сердце перестало изображать отбойный молоток, стоит мне подумать о Лейле, иначе проломит грудную клетку и вывалится наружу.

Рубашку я не напялил, но цветы принес. Жанна не оставила мне выбора: я лепетал, что с прошлого века никто такого не делает, но почти сразу понял, что некоторые границы с ней лучше не переходить.

Вазы у Лейлы не нашлось, она наполнила водой раковину и опустила букет туда. Квартира у нее крошечная, а кухня и вовсе не заслуживает этого гордого названия. Спрашиваю: «Где займемся выпечкой?» – и она отвечает, мило покраснев:

– Вообще-то я не собиралась печь.

– Ладно… Чем тогда займемся?

– Сыграем в «Монополию»? – со смехом предлагает она.

– Прекрасная идея!