Это по-настоящему

Братья выглядят одинаково, только один в простой белой футболке, а у другого футболка с логотипом компании по производству скейтбордов. Пару лет назад мне заплатили чуть ли не миллион баксов, чтобы я покатался по округе на их доске, и у меня в гараже до сих пор несколько штук валяется.

– Тебе нравится «Скейтбойз»? – интересуюсь я.

Он кивает и переглядывается с братом. Они довольно долго молчаливо беседуют таким образом, а затем близнец-амбассадор снова поворачивается ко мне:

– Ага. Классные доски.

– У меня дома их целая пачка. Они, правда, без колес, но вообще могу подарить, если хотите.

Его глаза загораются:

– Это было бы…

Он вдруг отшатывается назад и бросает сердитый взгляд на Вонн.

Я наклоняю голову, чтоб было удобнее на нее смотреть.

– Ты что, только что пнула своего брата?

– Возможно. Ну и что? – сердито отвечает она.

– Я что, не могу раздавать свое дерьмо?

– Не выражайся! – перебивает Пейсли.

Ну теперь-то уж сдержаться и не закатить глаза никак невозможно.

– Сколько им лет? – Я смотрю на близнецов. – Двенадцать? Тринадцать?

– Двенадцать, – говорит тот, что в белой футболке, почти дрожа от возбуждения.

– Понятно. Тогда готов поклясться, что они знают больше ругательств, чем я могу вместить в одно предложение.

– Может быть, но в нашей семье их не произносят, – говорит Пейсли.

Пацаны закрывают рты ладонями, и даже Вонн едва заметно улыбается.

– Пейсли не любит, когда ругаются, – поясняет она. – У нас есть банка, в которую все кладут штраф за ругательства, – мне кажется, Пейсли ни разу не бросила туда ни монетки.

– Зато тебе приходится отдавать последнее, – огрызается та.

– Вонн знатно ругается, – говорит один из близнецов.

– Вовсе нет! – возмущается она. – Я уже недели две туда ничего не бросала.

– Новый рекорд! – комментирует Пейсли.

– Деньги из этой банки идут на доброе дело. – Вонн морщит свой симпатичный нос. – На учебу для близнецов.

Я смотрю на Тая, который откинулся назад и положил руку на спинку сиденья. У него на лице мечтательная улыбка – дружеская возня братьев и сестер, возможно, напоминает ему о собственной семье.

– Вернемся к вопросу о скейтах, – говорю я. – У меня их куча осталась от старой рекламной кампании. Они собирают пыль, и я на них даже не катаюсь, потому что они без колес. Так что могу отдать их каким-нибудь посторонним людям или… – Я развожу руками и делаю паузу, чтобы близнецы сами могли закончить мою мысль.

Они заглатывают приманку.

– Ну правда, Вонн, почему он не может нам их отдать? Все равно они ему не нужны.

– Как хочешь. А что еще у тебя без дела валяется? Нам бы не помешал новый телевизор. Или машина, а то у нас только одна. Сколько у тебя ненужных? – возмущенно огрызается Вонн.

– Ладно, но, думаю, машину я тебе подарю не раньше третьего или четвертого свидания.

– Кажется, поцелуев для такого маловато! – говорит близнец в белой футболке.

– Спенсер! – выдыхают Пейсли и Вонн хором.

Они, похоже, собираются на него наброситься, но я кладу ладонь посреди стола, чтобы привлечь всеобщее внимание. Если они сейчас начнут при всех ему выговаривать, он умрет от позора.

– Подарок есть подарок, – говорю я, слегка подавшись вперед и серьезно глядя мелкому прямо в глаза. – Я же вас не заставляю ничего делать за эти скейтборды, правда?

Спенсер отодвигается назад:

– Нет, сэр.

Он явно хочет меня впечатлить. Люди постоянно так делают. Люк все время так себя ведет – пытается делать вид, что он свой парень, и извиняется за свои проступки так, как, с его точки зрения, это делал бы «свой парень». И это ничем не отличается от причины, по которой я надел эти дурацкие штаны, вдруг с некоторым стыдом понимаю я.

– Величина подарка не имеет значения, – говорю я. – Люди дарят подарки не за что-то. А просто чтобы порадовать.

Я вытаскиваю из чаши с сыром кусочек хлеба, о котором совсем забыл, и засовываю его в рот. Как и сообщил мне второй близнец, фондю уже готово. Но, несмотря на то что вкус просто ужасный, я все равно съедаю хлеб с сыром и насаживаю на вилку еще кусочек – я проголодался, еда прямо передо мной. И я никуда не собираюсь уходить.

11

ОНА

– Так, значит, ты Спенсер. А тебя как зовут? – спрашивает Окли у Шейна, и мне становится стыдно, ведь я их даже не представила.

– Его зовут Шейн, – опережает меня Пейсли. – Шейн, Спенс, это Тай и… – она запинается и заканчивает гораздо тише: – Окли Форд.

Но близнецы и ухом не ведут.

– Это который певец? – спрашивает Спенсер.

Окли ухмыляется:

– Ага.

Близнецы смотрят друг на друга и пожимают плечами. Им совершенно все равно. Думаю, ни один из них за свою пока недолгую жизнь еще не успел ознакомиться с творчеством Окли Форда. Им больше нравится хэви-метал, и, пожалуй, это хорошо, потому что если бы они были поклонниками Окли, могло выйти неловко.

– Но вы можете называть меня просто Ок, – жизнерадостно сообщает он, засовывая в рот кусочек хлеба, даже не обмакнув его в сыр.

– Нам нужно больше еды, – шепотом говорю я Пейсли.

– Знаю, – отвечает она. – Мне кажется, он один может съесть в два раза больше, чем близнецы.

– А Тай? – Я показываю на телохранителя.

Она краснеет:

– Ой, да, точно.