Читаем «Это просто буквы на бумаге…» Владимир Сорокин: после литературы полностью

Речь персонажей «Голубого сала» свидетельствует о слиянии Китая и России в ближайшем будущем: интеллектуалы, члены прогрессивной части общества, говорят на гибридном языке, свободно используя не только китайскую, но также английскую и немецкую лексику и идиомы в русских грамматических структурах. Словарь на последних страницах романа позволяет дотошному читателю найти значение почти всех иностранных вкраплений, в то время как основной текст сохраняет ауру экзотики. Хотя многие китайские лексемы создают комический эффект (как, например, омонимы русской обсценной лексики), они были тщательно подобраны автором и в целом используются по назначению, хотя и не затрудняют восприятие текста читателю, не желающему заглядывать в словарь. Таким образом, основная функция, которую выполняет приложение под названием «Китайские слова и выражения, употребляемые в тексте», – отобразить безусловную синификацию вымышленного российско-евразийского мира в этом романе.

Присутствие Китая на страницах романа выражено не только в лексике. В одной главе персонажи восхваляют коктейли, приготовленные китайским коллегой, и заодно выражают свое восхищение высоким качеством товаров китайского производства, которое в XXI веке достигает настоящих вершин:

Это сильно, рипс бэйцаньди. Как и все, чего бы в наше спазматическое время ни касалась рука китайца. Все теперь работает на них, как в XX веке на американцев, в XIX на французов, в XVIII на англичан, в XVII на немцев, в XVI на итальянцев, в XV на русских. <…> Говорю без тени зависти. Хотя и не без раздражения[579].

Эта реплика отражает метафорическую двойственность Китая. С одной стороны, Борис ставит Китай в один ряд с исторически прогрессивными западными цивилизациями. В то время как Европа (и Россия) пребывает в культурном и экономическом упадке, Китай являет собой процветающую цивилизацию, способную своим присутствием вдохнуть новую жизнь в переживающую упадок Европу, как бы отвечая Валерию Брюсову на его призыв «Грядущим гуннам»[580]. С другой стороны, учитывая недоверие русских в 1990-е годы к товарам с биркой «сделано в Китае», эти строки можно прочесть как лукавую насмешку над технологическим потенциалом Китая.

Несмотря на некоторое раздражение Бориса экономическим прогрессом Китая, он не испытывает зависти. Как и многие из его коллег, Борис – «даньхуан – желток (кличка русского прокитайской ориентации)»[581]. Именно этих «желтков» с таким рвением истребляют «братья-землеебы». Насмешливо-иронический постмодернистский стиль Сорокина практически не позволяет читателю различить иронические и искренние комментарии относительно русско-китайского будущего. Положительная этическая подоплека синификации России едва заметна и проявляется только в контрасте с объектом сатиры Сорокина – братьями-землеебами.

Позитивная репрезентация синификации несет на себе отпечаток империалистических устремлений России. В свое время именно тема «желтой угрозы» в текстах русских символистов послужила катализатором развития скифского движения в литературе начала XX века, которое, в свою очередь, повлияло на теоретиков классического евразийства Н. С. Трубецкого и П. И. Савицкого. В творчестве Сорокина «желтая угроза» трансформируется в ироничные размышления о возможном китайском будущем России, в то время как именно евразийские импульсы подвергаются критике. Ни автор-повествователь «Голубого сала», ни его прогрессивные герои не боятся Востока. Геополитическое будущее России в тесном союзе с Китаем – будущее, которое Сорокин моделирует в своем романе, оправдывает синификацию России с империалистической точки зрения. Если выйти за рамки риторики «желтой угрозы», то процесс, изображенный Сорокиным, показывает, как Китай становится частью имперского целого России, частью ее «самости». Таким образом, усиливается двусмысленность в отношении Сорокина к Китаю: имперский дискурс вступает в конфликт с либерально ориентированной позицией автора.

«День опричника» и «Сахарный Кремль»

Эксперименты Сорокина с китайско-российской гибридизацией продолжились в 2000-е годы. Как отмечают исследователи[582], в «Дне опричника» и «Сахарном Кремле» китайский топос связан с острой критикой политического характера. В «Дне опричника» Сорокин изображает будущее России связанным с консервативным многонациональным новосредневековым православным государством, управляемым авторитарным диктатором.

Перейти на страницу:

Все книги серии Научная библиотека

Классик без ретуши
Классик без ретуши

В книге впервые в таком объеме собраны критические отзывы о творчестве В.В. Набокова (1899–1977), объективно представляющие особенности эстетической рецепции творчества писателя на всем протяжении его жизненного пути: сначала в литературных кругах русского зарубежья, затем — в западном литературном мире.Именно этими отзывами (как положительными, так и ядовито-негативными) сопровождали первые публикации произведений Набокова его современники, критики и писатели. Среди них — такие яркие литературные фигуры, как Г. Адамович, Ю. Айхенвальд, П. Бицилли, В. Вейдле, М. Осоргин, Г. Струве, В. Ходасевич, П. Акройд, Дж. Апдайк, Э. Бёрджесс, С. Лем, Дж.К. Оутс, А. Роб-Грийе, Ж.-П. Сартр, Э. Уилсон и др.Уникальность собранного фактического материала (зачастую малодоступного даже для специалистов) превращает сборник статей и рецензий (а также эссе, пародий, фрагментов писем) в необходимейшее пособие для более глубокого постижения набоковского феномена, в своеобразную хрестоматию, представляющую историю мировой критики на протяжении полувека, показывающую литературные нравы, эстетические пристрастия и вкусы целой эпохи.

Владимир Владимирович Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Олег Анатольевич Коростелёв

Критика
Феноменология текста: Игра и репрессия
Феноменология текста: Игра и репрессия

В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века. И здесь особое внимание уделяется проблемам борьбы с литературной формой как с видом репрессии, критической стратегии текста, воссоздания в тексте движения бестелесной энергии и взаимоотношения человека с окружающими его вещами.

Андрей Алексеевич Аствацатуров

Культурология / Образование и наука

Похожие книги

Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное