«Это просто буквы на бумаге…» Владимир Сорокин: после литературы

Два рассказа, опубликованные в сборнике «Пир», можно считать первыми текстами Сорокина, во многом построенными на развитии азиатских мотивов. Оба рассказа переносят читателя в будущее. «Ю» начинается с описания ужина в японских банях Бухареста будущего, где три известных шеф-повара собрались для важного дела – зачатия очередного представителя их профессии, будущего кулинарного светила. Из их разговора читатель узнает о «Великом бескровном переделе мира», поменявшем политическую карту и создавшем такие государства, как Восточная и Западная Евразия, Океания и Африка, что, в свою очередь, привело к ускоренной глобализации, этническому смешению (например, появляется этнос «евро-китайцев») и фантастически упрощенному и ускоренному перемещению на большие расстояния. В вымышленном мире «Ю» «божественный мир еды» возводится в абсолют, закрепляя таким образом особый социальный статус поваров. Показательны названия кулинарных шедевров героя рассказа: «Цунами в Хоккайдо», «Харакири слепого самурая», «Пьяный Ли Бо», «Любовь Тао-Юан-Мина», «Гуси над Хуан Хэ», свидетельствующие об увлечении Азией, названия же других блюд косвенно отражают печальную историю стран Запада после передела мира: «Атомный гриб над Лондоном», «Печальный американец»[569].

Трапеза начинается со сцены, в которой еду подают на обнаженном теле клона юной японки. Недовольные наличием клонированного мяса в одном из блюд, разъяренные повара, участвующие в трапезе, протыкают палочкой глаз девушки и выливают на нее кипящий суп, что в конце концов приводит к ее смерти. Эта брутальная сцена описана таким беззаботным тоном, что создается впечатление, будто автор провоцирует читателя на антиориенталистское и одновременно феминистское прочтение рассказа. Эдвард Саид дал определение ориентализму как «западному стилю доминирования, реструктурирования и получения власти над Востоком/Ориентом»[570]. Он же определил набор мифов, клише и предрассудков, характеризующих репрезентацию Востока в западном дискурсе. Одним из наиболее популярных клише является чувственность в преимущественно телесном изображении восточных женщин. Рассказ Сорокина пародирует ориенталистские репрезентации, критикуемые Саидом: тело азиатской женщины сначала представлено как средство гастрономически-эстетического удовольствия, а потом и вовсе становится предметом прямого проявления власти через уничтожение ее объекта. Однако в этом рассказе нет жесткой дихотомии мужской силы Запада, противопоставленной женственной чувственности и беспомощности Востока. Участники трапезы, принадлежащие глобализованному миру будущего, представляют собой не только разные этничности, но и различные половые характеристики: так, один из поваров – гермафродит. После ужина участники разговора отправляются домой к одному из поваров, где все трое зачинают главного героя – Ю, который позже становится высокопоставленным шеф-поваром.

Способность этих мужчин к воспроизводству без участия женщин, как и то, что они уничтожают телесное воплощение женственности, – по-видимому, свидетельствует о том, что Сорокин иронизирует над феминизмом как одним из наиболее характерных теоретических подходов эпохи постмодерна. Сорокин не столько участвует в ориенталистском или феминистском дискурсе, сколько доводит тропы этих дискурсов до гротескных гипербол. Таким образом, текст становится пародией самого себя.

В «Concretных» потребление пищи тоже играет немаловажную роль. Беззаботная молодежь футурологической Москвы отправляется в литературно-гастрономические путешествия, заказывая «litera trip»-ы и попадая таким образом в вымышленные миры литературных произведений. Оснащенные челюстями акул, клешнями крабов и страусиными ногами, герои рассказа поедают персонажей романов, в которые их временно переносит сознание. И в «Concretных», и в «Ю» научно-фантастические технологии (клонирование, имплантаты различных частей тела, телепортация) сочетаются с гротескной жестокостью. В одной сцене в «Concretных» тройка молодых людей, оснащенных имплантированными частями тела, телепортируется в «Войну и мир». Они поедают Наташу Ростову, оставляя лишь оболочку от ее тела, которая в итоге повисает на дереве перед семейным поместьем. Обыгрывание канонического текста XIX века в сочетании с гротескными деталями насилия наводит на параллели с ранними текстами Сорокина, такими как роман «Роман» (1989). Здесь тоже наблюдается пародийное столкновение ориентализма и феминизма: Наташа, литературная героиня XIX века, не просто подвергается насилию, а полностью лишается права на существование, так как ее тело съедает китаизированная молодежь футурологической Москвы.