Это просто сон (СИ)

Этот внезапный необъяснимый приступ испугал Вельскуда. Он стоял, не зная, что предпринять, но спазм прошёл так же быстро, как и наступил, не оставив по себе никакого следа, словно его и не было. Удивляясь и прислушиваясь к своим ощущениям, Вельскуд продолжил путь. Мысли его текли свободно, подкидывая то одно, то другое решение случившемуся. Но все предположения отметались. И вот в тот самый момент, когда он уже коснулся двери, которая вела в личные покои монарха, перед его внутренним взором внезапно нарисовалась картина безмерного страха, даже ужаса. Если только можно себе представить такую картину. И в центре этого страха находился маленький золотистый клубочек из перьев. Из центра этого клубочка тёк призыв такой силы, что Вельскуд едва не бросился тут же сломя голову искать источник этого призыва. Он даже словно ослеп на мгновение. Но в следующее мгновение и это прекратилось, и тоже внезапно и необъяснимо. Сердце заныло, словно желая подсказать ему что-то. В мыслях снова промелькнул Герант — не случилось ли чего… Вельскуд решительно тряхнул головой, отгоняя неуместные мысли и страхи, и вошёл к поджидавшему его доклада монарху.

Вечером на праздничном пире, который монарх решил устроить для гостей, Вельскуд оказался рядом с Нарсиэль и навёл разговор на беспокоившую его тему:

— Вы давно видели Геранта? — Вельскуд старался, чтобы его голос звучал буднично. Но, видимо, что-то было в нём такое, что заставило Нарсиэль внимательно вглядеться в лицо человека, задавшего вопрос. Она отвела взгляд ровно в тот момент, когда пристальное рассматривание чужого лица может оказаться невежливым:

— Да. Две или три недели, — ответила Нарсиэль.

Подсчитав в уме, Вельскуд сообразил, что путешествие Геранта от пещеры, где они виделись в последний раз, до Ану Арендэль — поселения эльфов — произошло поразительно быстро. Если только он не умел летать. О чём он и сказал. Нарсиэль пожала плечами и попыталась шуткой развеять возникшее между ними недоверчивое напряжение:

— Может быть, у него есть ручной дракон?

Ужин шёл своим чередом, но Вельскуда он уже не радовал. Беспокойство и сомнения овладели им. Справиться с ними он не мог — шум и многолюдье не давали сосредоточиться, поэтому Вельскуд сбежал к себе домой, чтобы отдохнуть и поразмыслить в тишине.

***

И в этот вечер к нему пожаловал гость.

Едва переступив порог своего дома, Вельскуд понял, что здесь кто-то есть. Кто-то обнаружился в кресле в гостиной, по-хозяйски протянувши ноги к весело потрескивавшему пламени в камине. Этот кто-то был невысок, тучен, обладал круглым, испещрённым мелкими следами оспинок лицом, маленькими, глубоко посаженными глазками и жиденькими волосами, которые обычно прикрывал грубый капюшон тёмной рясы. Обычно под рясой у него была броня, но теперь её не было видно, что, видимо, означало определённую степень доверия посетителя к тому, к кому он пришёл.

— Приветствую посланника, — привычная словесная формула словно застряла в зубах. Вельскуд прошёл к креслу напротив, скрывая непонятное чувство, толкнувшееся в сердце, едва он понял, кто перед ним. — Чем обязан?

— Своим рождением обязаны, друг мой, своим рождением, — слишком понятно, со смешком обронил нежеланный посетитель. И Вельскуда неприятно поразило словосочетание «друг мой».

До сих пор только один человек обращался к нему так. И как же отличался смысл, который вкладывался в эти слова тем, другим, от того, что передавалось через эту фразу теперь. От речи Геранта веяло теплом и радостью, тон его обращения нёс в себе светлое пожелание и надежду, уверенность в помощи и поддержке. В голосе гостя звучала презрительная скабрезность, словно сами слова эти были чем-то неприличным и намекали на какие-то постыдные действия, словно уличали в чём-то. Вельскуд тряхнул головой, и наваждение рассеялось, но осадок остался.

— Господин, которому мы служим, — приняв серьёзный тон и подпустив решительность в голосе, которой никогда не имел, если доводилось говорить с Вельскудом, продолжил гость, — решил напомнить о вашей клятве. Клятве, которую вы дали ему при своём рождении…

— Я не мог дать ему никакой клятвы, — насмешливо перебил Вельскуд, — хотя бы потому, что не мог говорить.

— Сам факт вашего рождения был такой клятвой, — невозмутимо ответил собеседник, — как и у всех у нас…

Он шумно вздохнул и посмотрел на огонь в камине. Вся решительность и насмешливость его улетучились, на лице отразилось отвращение.

— Послушайте, мы ведь с вами друг друга терпеть не можем, так всегда было, верно? Почему бы вам не сказать то, за чем вас послали без лишних слов, без попытки воззвать к моей совести, крови или чему там ещё? — предложил Вельскуд.

— Пользуетесь своим правом, а? — в голосе гостя послышалась плохо скрытая зависть мелкого служащего перед более удачливым соперником. — Но ведь положение легко потерять…