Это просто цирк какой-то!

– Жена все время предлагала Володьке уехать из Союза, обещала, что папаша поспособствует всяко, возьмут в зарубежный коллектив на большие деньги – лауреат же. Он отказался. Потом тесть предложил оставить цирк совсем и перейти в Главк на кабинетную работу, начальником стать – Вовка и его послал по обидному адресу. Так и жили: он на гастролях двенадцать месяцев в году, она в Москве. Женушка по ресторанам расхаживала, а Володька работал без отпусков первые годы и ей две трети зарплаты отсылал ежемесячно, чтоб в «Арагви» да «Метрополе» ужинать каждый день могла.

Потом вот уже и тридцатничек замаячил у дамы на горизонте, да и папа ее внуков пожелал – родила она дочечку, я на крестинах была. Счастливый папаша Агеев летал отовсюду в Москву на сутки-двое, чтоб видеть воочию, как растет Анечка, а мы все ей вещички из заграниц таскали… Только однажды овца эта, мамаша, мать бы ее так-разэтак, заботливая и любящая, вернулась ночью с очередной вечеринки крепко поддатая и сильно не в духе, придралась к чему-то и выгнала вон няньку девочки. Потом прилегла с устатку в будуаре своем да и уснула, а трехлетняя малышка утром выбралась из кроватки и вышла на открытый балкон гостиной. Там ящики лежали какие-то, девочка вскарабкалась на них… В общем, упал ребенок с четвертого этажа «сталинки». Слава Единому, в клумбу угодила, кусты и ветки спружинили. Жива осталась, только спинку повредила, ножки с тех пор не ходят.

Мамаша, дрянь такая, продолжала дрыхнуть, и глаза продрала только от грохота, когда малышку в больницу увезли, а соседи и менты входную дверь железную начали выносить, потому что решили: с матерью что-то страшное случилось, раз не углядела. Володька примчался в Москву на следующий день – ребенок в реанимации в Филатовской, а супружница, тля, срочно в клинику неврозов залегла, в Кащенку, в закрытое отделение, под охрану. Нервный срыв якобы и глубокая депрессия. Только вранье это все. Боялась, гадина, с мужем встретиться, в глаза ему посмотреть и на вопросы неприятные ответить, в дурку спряталась. Так мне рассказывали, детка, непосредственные свидетели.

Рита закуривает следующую и делает глоточек из заветной фляжечки:

– После несчастья с малышкой Володька с этой тварью и не виделся больше ни разу. Общались только через секретаршу тестя-дипломата. Еще почти четыре года Агеев добивался официального опекунства над дочкой, мать-то, кукушка, очень быстро куда-то за кордон укатила нервы лечить, бросила дочку. А зачем ей ребенок-инвалид? Малышка жила у Володиной матери, но Агеев никак не мог документы оформить, не давала разрешения бывшая и все грозилась из страны малышку увезти. Вот сейчас только добился. И развода, и полного опекунства над дочкой-инвалидом. Правда, новенькую «Волгу» свою и квартиру ту проклятую отдал дряни в качестве отступного, да и хрен бы с ними, этот «счастливый брак» вспоминать – и то мерзко.

И опять я плакала, уткнувшись в плечо Фиры Моисеевны, представляя себе моего несчастного доброго Великана рядом с маленькой девочкой, которая не может ходить. А он нашел меня, сел рядом, вздохнул, погладил по голове:

– Ничего, детка, все хорошо же. Мы всех победим. Ты верь мне.

– Ты ему верь, девочка. Эти победят, – кивнула Фира Моисеевна.

В общем, после своей семейной истории Агеев получил мощную прививку от желания сочетаться с кем-нибудь брачными узами, а наши красавицы категорически обломались с матримониальными намерениями: он был галантен, шутил, рассказывал анекдоты, охотно помогал с реквизитом, произносил тосты «за прекрасных дам» и держал всем желающим красоткам лонжу на репетициях, мог легко чмокнуть в игриво подставленную душистую щечку, но ночевал всегда в своем вагончике и исключительно один. Я за ним следила, поэтому абсолютно точно знаю. И мне не стыдно совершенно, потому что о папе надо заботиться и оберегать его всячески.

Простые нравы цирка вполне допускали открытые предложения вроде «я привлекательна, вы чертовски привлекательны, пошли на сеновал, чего зря время терять?», и я уверена, что не одна дама прямо так и обозначила свои намерения. Обломались все. Но Володя ухитрялся обосновывать отказы соискательницам таким образом, что не было ни оскорбленных и пытающихся отомстить отвергнутых, ни оголтелых и не видящих краев претенденток. Вскоре наши неглупые дамы поняли тщетность попыток, с облегчением влезли опять в треники и в удобные шлепки – все вернулось на круги своя. На дружественные своя круги.