Это случилось однажды летом

Пайпер сглотнула, глядя на свое пышное платье, ее черные подвязки выглядывали из-под подола по обе стороны единорога. Одевание было забавным развлечением, как и прихорашивание и профессиональная прическа, но ... теперь, когда пришло время вернуть ее “триумфальное” возвращение, она чувствовала себя немного ... фальшивой.

Ее сердце разлетелось вдребезги.

Она не хотела входить в клуб на гидравлическом единороге.

Она не хотела, чтобы ее фотографировали и размещали во всех социальных сетях. Никогда не было ничего плохого в том, чтобы хорошо провести время. Или танцевать и одеваться так, как она решала. Но когда она приехала в Вестпорт и ни один из этих людей не позвонил, не написал смс и не поинтересовался последствиями вечеринки, которой они наслаждались, она поняла, насколько все это фальшиво. Как быстро стихают фанфары.Когда придет время ей подняться на сцену, ни один из аплодисментов не будет для Пайпер. Для настоящей Пайпер. Это было бы празднованием ее создания успешного имиджа. И этот образ ничего не значил. Это не считалось. Она думала, что вернуться в эту сцену будет легко, что она просто погрузится в нее и упьется, немного оцепенеет. Но все, о чем она могла думать, было ... Кто будет завтра пить кофе с Опал? Кто бы проводил Эйба в музей?

Эти прогулки заставляли ее чувствовать себя в миллион раз лучше, чем кратковременные всплески интернет-славы. Потому что это была просто она, живущая реальными моментами, а не выдумывающая их для развлечения других.

Пробираясь через бар со своей сестрой, стоя на палубе лодки в объятиях любви всей ее жизни, пробегая сквозь туман гавани, заводя друзей, которые, казалось, интересовались ею, а не тем, что она могла для них сделать. Эти вещи имели значение.

Все это было напоказ, и участие в этом заставляло Пайпер чувствовать себя менее верной себе. Как будто она недооценивала себя.

Эта слава, к которой она всегда стремилась, наконец-то вернулась, и ей было неинтересно.

Пайпер, Пайпер, Пайпер.

Песнопения теперь были оглушительными, но она хотела слышать только один голос, произносящий ее имя. Почему она не осталась и не боролась за него? Что он сейчас делает?

—Брендан—прошептала она, страстно желая его так сильно, что чуть не согнулась пополам.

—Прости меня, я скучаю по тебе. Мне очень жаль. —Что?—крикнула Кирби, перекрывая шум. —Хорошо, ты идешь наверх. Держись, сучка! —Нет, подожди,—Пайпер вытерла влажные глаза. —Я хочу выйти. Отпусти меня.

Кирби посмотрела на нее как на сумасшедшую.

—Уже слишком поздно. Ты уже двигаешься.

И она поднималась . Намного быстрее, чем она ожидала.

У этого единорога действительно был какой-то подъем и уход.

Пайпер вцепилась в синтетическую гриву и затаила дыхание, глядя вверх, чтобы увидеть, как над ней открываются двери сцены. Проклятье. Черт возьми, пути назад не было. Она могла бы прыгнуть, но в этих туфлях почти наверняка сломала бы лодыжку. Она бы тоже сломала эти красивые каблуки Тома Форда, и это противоречило самой ее религии.

Ее голова вот-вот должна была оторваться от сцены.

Глубоко вздохнув, Пайпер выпрямилась и улыбнулась, махая рукой толпе людей, которые сходили с ума. Для нее. Это был внетелесный опыт-быть подвешенным над их головами, и ей это не нравилось. Не хотела быть там, сидеть, как придурок, на этом единороге, в то время как сотни людей запечатлели ее изображение на своих телефонах.

Я хочу домой. Я просто хочу домой.

Единорог наконец устроился на сцене. Здорово. Она уже искала ближайший выход. Но когда она слезала, то освещала весь клуб. Не было другого способа оставаться скромной, кроме как закрыть промежность волосами единорога и неловко соскользнуть, что она и сделала сейчас, когда люди прижимались к сцене. Она не просто чувствовала себя загнанным в ловушку животным. Она была одним из них. Выхода не было.

Пайпер повернулась, ища путь к спасению—и вот он здесь.

Брендан? Нет, этого не может быть. Ее морскому капитану не место в Лос-Анджелесе. Они были двумя сущностями, которые не имели смысла в одном и том же пространстве.

Она подняла руку, чтобы заслониться от мигающего стробоскопа, и Боже. Боже мой, он действительно был там, стоял на фут выше всех в толпе, бородатый, красивый, уравновешенный и на соленой земле. Они встретились взглядами, и он медленно стянул шапочку с головы, прижимая ее к центру груди, почти почтительным движением —и выражение его лица было ужасной смесью печали и удивления. Нет. Она должна была добраться до него. Быть так близко и не быть в его объятиях было настоящей пыткой. Он был там. Он был там.

—Брендан!

Пайпер закричала, ее голос был заглушен шумом.

Но она видела, как шевелятся его губы. Знала, что он отозвался на ее имя.

Не в силах больше расставаться с ним, она опустилась на задницу и соскользнула со сцены, проталкиваясь сквозь плотно набитую толпу, молясь, чтобы она двигалась в правильном направлении, потому что больше не могла его видеть. Не с мигалками и телефонами у нее перед носом.

—Брендан!