Это случилось осенью

— Я люблю тебя, Маркус. — Она забрала у него салфетку и высморкалась. — Я люблю тебя. Пусть я говорю это первая, но мне все равно. — Она опять залилась слезами. — Пусть даже ты меня и не любишь, мне тоже все равно. Я только хочу, чтобы ты знал, как я тебя…

— Я тоже тебя люблю, — сказал он. — Я тоже люблю тебя, Лилиан. Пожалуйста, не плачь. Ты меня убиваешь. Не надо.

Лилиан кивнула и высморкалась в скомканную льняную ткань. Ее лицо пошло красными пятнами, глаза распухли, из носа текло… Но у Маркуса, должно быть, случилось расстройство зрения, потому что он поцеловал ее в губы и сказал:

— Ты такая красивая.

Он говорил искренне, но она вдруг захихикала сквозь рыдания. Маркус крепко обнял ее и тихо спросил:

— Дорогая, тебе хоть кто-нибудь говорил, что нельзя смеяться над мужчиной, когда тот объясняется в любви?

Она высморкалась в последний раз.

— Боюсь, я безнадежна. Ты все еще хочешь на мне жениться?

— Да, сейчас. Она удивилась:

— Как это?

— Я не хочу возвращаться в Гэмпшир, а хочу отвезти тебя в Гретна-Грин. Здесь, на постоялом дворе, мы возьмем карету и послезавтра будем в Шотландии.

— Но… все ждут свадьбы в церкви, как положено…

— Я не могу ждать. Мне наплевать, чего они ждут.

Она не сдержала веселой ухмылки, представив, как бы вытянулись лица у всей родни и знакомых, если бы они услышали заявление Маркуса.

— Это попахивает скандалом. Граф Уэстклиф мчится в Гретна-Грин, чтобы заключить поспешный брак…

— Тогда начнем нашу жизнь со скандала.

Он поцеловал ее, и она, простонав, вернула поцелуй. Лаская ее вздрагивающую шею, он прошептал:

— Скажи мне: «Да, Маркус!»

— Да, Маркус.

Его темные глаза засияли. Ему так много нужно было ей рассказать, но он просто заявил:

— Тебе пора принимать ванну.

Она могла бы сделать это сама, но Маркус настоял на том, чтобы раздеть ее и выкупать, как ребенка. Доверившись его заботам, она смотрела в его смуглое лицо сквозь завесу пара, поднимающегося из ванны. Он осторожно намыливал и споласкивал ее тело, пока оно не порозовело и не засияло чистотой. Потом он вытащил ее из ванны и вытер огромным полотенцем.

— Подними руки.

Лилиан удивленно уставилась на бесформенное одеяние в его руках.

— Что это?

— Хозяйка гостиницы прислала свою ночную рубашку, — ответил он.

Лилиан надела рубашку, и ее вдруг окутал аромат свежевыстиранной фланели. Рубашка давно полиняла от стирок да еще была ей слишком велика. Но она оказалась такой теплой и мягкой…

Свернувшись в кровати калачиком, Лилиан наблюдала за тем, как Маркус выкупался и насухо вытерся. Она любовалась игрой мышц его спины, его совершенным телом, которое так было приятно обнимать. Она слегка улыбнулась. И этот мужчина принадлежит ей! Как ей удалось подобрать ключ к его неприступному сердцу?

Маркус потушил лампу и скользнул к ней под одеяло. Она глубоко вдохнула запах его чистой кожи и мыла. Ей хотелось впитать этот запах в себя, хотелось гладить и целовать каждый кусочек его тела.

— Люби меня, Маркус, — шепнула она.

Он навис над ней, как темная гора, гладя ее волосы.

— Любимая, — сказал он нежно и немного удивленно, — тебя похитили, одурманив эфиром, надели наручники и повезли через всю Англию. Не многовато ли для одного дня?

Она покачала головой.

— Я немного устала, но теперь… У меня открылось второе дыхание. Я не усну просто так.

Он почему-то засмеялся, приподнялся над ней, но Лилиан сначала показалось, что он хочет лечь на другую сторону кровати. Да нет же! Граф приподнял подол ее рубашки. По ее голым ногам пробежало холодное дуновение. Он поднимал ее одежду выше, еще выше, пока не обнажилась грудь с возбужденными сосками. Его мягкие губы принялись исследовать ее тело, находя все новые чувствительные уголки. Когда Лилиан хотела приласкать его, он прижал ее руки к бокам, и она поняла, что он просит ее лежать смирно. Она дышала глубоко и ровно, мышцы живота и ног подрагивали от удовольствия.

Маркус ласкал ее, пока она не почувствовала влагу между ног. И тогда ее ноги послушно раздвинулись по первому же его требованию… Лилиан открылась ему душой и телом, ощущая возбуждение каждым нервом. Она застонала, когда он языком ласкал темный треугольник. Ласковые, настойчивые и дразнящие прикосновения к розовой мягкой коже заставляли ее извиваться от удовольствия. Затем его пальцы погрузились в ее темную глубину… она застонала, сжав кулаки и содрогаясь всем телом, готовая потерять сознание от сладкой муки.

Маркус накрыл ее ночной рубашкой до самых пят. Она удивилась.

— Твоя очередь, — пробормотала она, уткнувшись губами ему в плечо. — Ты не…

— Спи, — шепнул он. — Я получу свое завтра.

— Я не устала, — настаивала она.

— Закрой глазки, — шепнул Маркус. Он погладил ее по ягодицам, губами коснулся лба и тонких век. — Отдохни. Тебе нужно восстановить силы, потому что, когда мы поженимся, я не смогу оставить тебя одну ни на миг». Я буду любить тебя каждый час, каждую минуту.

Он сел к ней поближе.