Это случится не завтра

Она с огромным усилием приподнимается на локте. Макс Линдер теперь повсюду. Голова и торс в зашнурованном лифе дирндля отброшены к спинке кровати. Ноги, отдельно от туловища, – с противоположной стороны. Посередине на разодранном пуховом одеяле – переливающееся месиво из крови, кишок и битого стекла от люстры. С потолка на голову Вилланель что-то шлепается. Она рассеянно сбрасывает это с волос; на ощупь похоже на печень. Потолок и стены покрыты глазурью кровавых брызг и кишечно-фекальных крапинок. Правая рука Линдера ладонью вниз лежит в вазе для фруктов.

Вилланель медленно поднимается на ноги и делает пару нетвердых шагов. Смутно ощущая голод, она тянется к банану, но его кожура липкая от крови, и она роняет фрукт на ковер. Глаза ломит от боли, и ей отчаянно, смертельно холодно. Поэтому она вновь ложится, свернувшись, как ребенок, в изножье кровати, а отовсюду падают и капают, сгущаясь, компоненты тела только что убитого ею человека. Она не слышит ни взлома двери, ни воплей и криков. Ей снится, что она лежит, уткнувшись в колени Анны Леоновой. Что она в безопасности, в покое, и Анна гладит ее по волосам.

Глава 7

Мокрый снег бьется в иллюминатор «аэробуса», выруливающего к взлетной полосе. Стюардесса с бесцветными от перекиси водорода волосами вяло проводит инструктаж по безопасности. Жестяные звуки музыки то наплывают, то отступают.

– Я знаю этот отель, – говорит Ланс. – Он на проспекте Мира и просто капец какой огромный. Может, самый большой в России.

– Как думаешь, у них на борту есть алкоголь?

– Ева, это «Аэрофлот». Расслабься.

– Прости, Ланс. У меня были жутко дерьмовые дни. Нико, может, уже ушел.

– Все настолько плохо?

– Да, настолько. И с Венецией уже возник напряг, а в этот раз я даже не могла сказать, куда еду. Он бы слетел с катушек. И хотя ему прекрасно известно, что у нас с тобой ничего… ну, понимаешь…

– Что мы не спим?

– Да, и хотя ему это известно, но все равно то, что я куда-то с кем-то еду…

– Ты сказала, что едешь со мной?

– Знаю, не стоило. Но это лучше, чем ничего не говорить или чем врать, а он потом узнает.

Ланс бросает взгляд на соседа слева, круглоголового персонажа в мешковатой куртке спартаковской красно-белой расцветки, и пожимает плечами.

– Тут нет правильного ответа. Мою бывшую бесило, что я никогда не говорю с ней о работе, а что я мог? Она любила почесать языком с подругами, а после пары рюмок рот у нее вообще не закрывался. У некоторых пар получается так жить, но лишь в какой-то мере.

Ева кивает, но лучше бы она этого не делала. С похмелья и после бессонной ночи она чувствует себя эмоционально раздавленной. Они с Нико не ложились до трех, пили вино, не пьянея, и говорили необратимые слова. В итоге она объявила, что идет спать, а Нико с уязвленной решимостью настоял, что ляжет на диване.

– Не удивляйся, если вернешься оттуда, куда ты там, блин, едешь, а меня не будет, – сказал он, мрачно опираясь на костыли.

– Куда же ты пойдешь?

– А что? Какая разница?

– Просто спрашиваю.

– Не надо спрашивать. Если у меня нет права знать о твоих перемещениях, то и у тебя нет права знать о моих. Так?

– Так.

Она принесла ему одеяла. Он сидел на диване, склонив голову и положив рядом костыли, с видом человека, изгнанного из собственного дома. У Евы сердце кровью обливалось видеть его в таком состоянии, таким погруженным в свою боль, но холодная здравомыслящая часть ее души понимала, что этот бой нужно принять и выиграть. Об отступлении не было и мысли.

– Сколько лететь? – спрашивает она у Ланса.

– Около трех с половиной часов.

– Водка же помогает от похмелья, да?

– Испытано на практике.

– Когда взлетим, позови стюардессу.

Как Ланс и говорил, отель огромен. Вестибюль размером с вокзал; украшенное колоннами пространство и монументальное величие навевают воспоминания о расцвете советского строя. Их номера на двадцать втором этаже грязноваты, но вид из окна впечатляет. На другой стороне проспекта Мира – комплекс пышно украшенных павильонов, фонтанов, дорожек и садов, бывший всесоюзный выставочный центр. Если смотреть издалека, особенно под синей эмалью октябрьского неба, он даже не лишен увядающего очарования.

– Какие у нас планы? – спрашивает Ланс утром, когда они пьют уже по второму кофе в гостиничном ресторане «Калинка».

Ева размышляет. Ночной сон придал сил, и она настроена неожиданно оптимистично. Ссора с Нико и все сопутствующие проблемы сейчас кажутся фоновым шумом, далеким мерцанием. Она готова ко всему, что ждет ее в этот день и в этом городе.

– Я бы пошла пройтись, – говорит она. – Набрать в легкие немного русского воздуха. Можно прогуляться в парке напротив, я бы взглянула поближе на скульптуру с ракетой.

– Сергей сказал, что с нами свяжутся в отеле в одиннадцать.

– Тогда у нас еще два с половиной часа. Могу пойти одна.

– Если ты идешь, то я с тобой.

– Ты серьезно думаешь, что я чем-то рискую? Или, точнее, мы.