Это случится не завтра

Ева долго смотрит на снимок, не произнося ни слова. Чувствует, как внутри нее рушится все, во что она верила, словно айсберг схлопнулся и ушел под воду. Человек, который всего пару часов назад, одетый в розовую льняную сорочку, угощал Еву просекко, говорил, что тайная жизнь – ее призвание, этот человек согласился на ее убийство, а может, даже и сам отдал приказ.

Тихомиров догадался. В тот момент, когда она спросила, не говорил ли Ричард об их подозрениях по поводу исчезновения Евтуха. И глаза офицера ФСБ расширились – всего на миг, словно он вдруг понял нечто, ускользавшее от него долгие годы. Вот тогда он и спросил ее о канарейке. Птичка, поющая в клетке глубоко под землей. Сквозь щели начинает поступать лишенный запаха смертоносный газ, и птичка замолкает – тугой маленький комок перьев.

– Мне надо позвонить, – говорит Ева и, разыскав в завалах своей сумки карточку Хлои Эдвардс, набирает номер. Хлоя отвечает секунд десять спустя. По голосу похоже, что звонок ее разбудил.

– Хлоя, это Ева. У меня один вопрос к сегодняшнему разговору. Но только строго между нами.

– О, привет, Ева. Да, м-м…

– Тот русский, о котором ты говорила.

– Да-да.

– Его, случайно, звали не Константин?

– Э-э-э… Да! Думаю, да. Ух ты! Кто он?

– Старый приятель. Как-нибудь познакомлю.

– Было бы круто.

– Только не говори папе, что я звонила, ладно?

– Ладно.

Ева дает отбой и мягко кладет телефон на стол.

– Господи, – произносит она. – Боже мой.

– Ева, мне жаль.

Она смотрит на Вилланель.

– Я думала, что охочусь за тобой для МИ-6, а на самом деле Ричард меня использовал, чтобы я протестировала неуязвимость «Двенадцати». Я была канарейкой в их шахте.

Вилланель ничего не говорит.

– О каждой своей находке я докладывала Ричарду, а он передавал эту информацию «Двенадцати», чтобы они залатали прореху. Вся моя работа в эти недели и месяцы делала их сильнее. Боже мой! Ты знала?

– Нет, меня в такие дела не посвящают. Мне, разумеется, было известно, что ты работаешь на Эдвардса, но я поняла, каким образом тебя подставили, лишь когда увидела его в Австрии с Антоном.

Ева кивает, полная холодного бешенства к себе. Она купилась на провокацию, классическую операцию под ложным прикрытием, построенную на ее собственном тщеславии. Считала себя умной, способной на скачки интуиции, склонной к выстраиванию нетрадиционных теорий, тогда как на практике оказалась просто кретинкой, которой искусно манипулировали. «Как я могла быть такой тупицей? – удивляется она. – Как не разглядела, что творится перед моими собственными гребаными глазами?»

– Но ведь тебе все равно понравилось? – говорит Вилланель. – Играть в секретного агента в секретном офисе на Гудж-стрит с секретными шифрами, которые вовсе не были секретом.

– Ричард льстил мне, и это сработало. Мне хотелось быть игроком, а не канцелярской крысой в конторе.

– Ты и есть игрок, милочка. Всякий раз, стоило мне заскучать, я залогинивалась и читала твою электронную переписку. Мне ужасно нравится, что ты столько думала обо мне.

Кинув взгляд на недопитое вино, Ева вдруг чувствует безграничную усталость.

– И что теперь? Знаю, звучит идиотски, но почему ты меня не пристрелила или что там еще, как велел Антон?

– Тому есть две причины. В какой-то момент я поняла, что, если мне когда-нибудь прикажут тебя убить, учитывая то, какую пользу ты нам приносишь, значит, ты нарыла обо мне слишком много. И значит, следующий труп – я.

– Из-за того, что ты скомпрометирована?

– Да. «Двенадцать» никогда не станут рисковать. Я поняла это на примере с Константином, о котором ты, очевидно, знаешь. Он был моим куратором до Антона. Решив, что он раскололся на допросе ФСБ, что, конечно, полная херня, они… с ним покончили.

– В Фонтанке?

– Да, в Фонтанке. – Ее взгляд становится задумчивым. – А теперь в Москве арестовали одного из моих людей.

– Ларису Фарманьянц? Твою любовницу?

– Лару, да, хотя я не назвала бы нас любовницами в смысле прогулок за ручки или поцелуев. Нас объединяли только секс и убийства.

– Лара сейчас у ФСБ, в Бутырке.

– Putain[50]. Это плохо. Они наверняка ее допросят, так что, с точки зрения Антона, я скомпрометирована вдвойне.

– И что это значит?

– Это значит, что он избавится от меня как можно скорее. Насколько я представляю, он дождется, пока я покончу с тобой, а потом моя очередь.

– Ты уверена?

– Да. И скажу тебе почему. Что Лару взяли, я знаю из экстренного сообщения, которое она успела мне отправить. А когда я сегодня встречалась с Антоном и он говорил о Ларе, то ни словом не упомянул о ее аресте. Он знал: я сразу пойму, что это значит.

– Ты упомянула о двух причинах. Какая вторая?

Вилланель смотрит на нее.

– Серьезно? Ты еще не просекла?

Ева качает головой.

– Вторая причина, Ева, – это ты.

Ева с изумлением смотрит на Вилланель. Ситуация – вся эта запутанность, безумность и полнейшая чудовищность – вдруг ложится на нее всем своим весом.

– И что теперь будет? В смысле, что…

– Что нам делать? Как выпутаться из этого живыми?

– Да.