Это случится не завтра

Вилланель принимается шагать по комнате, ее движения по-кошачьи грациозны. Она то и дело бросает взгляд на какую-нибудь книгу или фотографию. Увидев свое отражение в зеркале над камином, она застывает на месте.

– Тебе нужно врубиться в две вещи. Во-первых, единственный способ выжить – это работать вместе. Ты должна отдать свою жизнь в мои руки и в точности – в точности – выполнять все, что я скажу. Если этого не будет, «Двенадцать» тебя прикончат и меня заодно. Тебе негде укрыться и не у кого просить защиты, кроме меня. Придется поверить на слово, что все обстоит именно так.

– А во-вторых?

– Ты должна смириться с тем фактом, что твоей теперешней жизни больше нет. Ни мужа, ни квартиры, ни работы. По большому счету больше никакой Евы Поластри.

– И…

– Она умерла. И ты обо всем этом забудешь. Я заберу тебя в свой мир.

Ева, не мигая, смотрит на Вилланель. Она чувствует себя словно в свободном падении, в невесомости.

Вилланель задирает рукава свитера. Руки – сильные и умелые, ногти коротко острижены. Сосредоточенный, деловитый взгляд направлен на Еву.

– Первым делом нам надо убедить Антона, что я тебя убила. Как только он решит, что ты мертва, у нас будет лишь короткая передышка, прежде чем придут за мной. Его, или кого он там пришлет, нужно будет направить не в ту сторону. И мы успеем исчезнуть.

Ева закрывает глаза. А открыв их, видит, что Вилланель сидит в той же позе.

– Слушай, – произносит она с отчаянием в голосе. – Давай свяжемся с одним моим знакомым полицейским. Это главный инспектор Гари Херст. Он участвовал в расследовании по Кедрину. Он нормальный мужик, абсолютно надежный. Он обеспечит нам полную защиту, и я уверена, ты сможешь заключить типа сделку – показания против «Двенадцати» в обмен на иммунитет. По мне, такой план лучше.

– Ева, ты по-прежнему не врубаешься. У них люди везде. Нет такого полицейского обезьянника, такой тюремной камеры или безопасной квартиры, куда они не могут проникнуть. Если мы хотим прожить дольше суток, то должны испариться.

– Куда?

– Как я уже сказала, в другой мир. В мой мир.

– И что это значит?

– Он вокруг, но невидим, если ты в нем не живешь. По-русски это называется tenevoy mir.

– Но ведь это же как раз территория «Двенадцати»?

– Уже нет. «Двенадцать» – это теперь истеблишмент. Знаешь, как у них называется убойное подразделение? Отдел клининга.

Ева встает и принимается кругами ходить по комнате, сужая их с каждым шагом. Она по-прежнему пребывает в состоянии свободного падения, словно несется вниз в шахте бесконечного лифта. Дуло «глока» натирает вспотевшие ягодицы. Она вынимает пистолет из-за пояса и безвольно держит его в правой руке. Вилланель не двигается.

– Нико будет думать, что я погибла?

– Все будут так думать.

– И никакой альтернативы?

– Если хочешь остаться в живых, то – нет.

Ева кивает и продолжает расхаживать по комнате. Потом вдруг снова резко садится.

– Дай-ка сюда. – Вилланель мягко отбирает у нее «глок».

Ева прищуривается.

– Откуда это у тебя? – спрашивает она, протягивая руку и прикасаясь к шраму на губе у Вилланель.

– Потом расскажу. Я все тебе расскажу. Но не сейчас.

Ева кивает. Она почти слышит, как мимо ушей мчится время. На свете есть знакомый ей мир – мир работы, экстренных вызовов, электронной почты, автостраховки и скидочных карточек супермаркетов, – и есть tenevoy mir. Есть Нико, самый добрый и приличный человек из всех, кого она встречала, и есть Вилланель, убийца ради удовольствия.

Она смотрит в ожидающие серые глаза.

– Ладно, – говорит она. – Что мы сейчас делаем?

Вилланель раскладывает на обеденном столе медицинские принадлежности из «Уитлока и Джонса» и достает из рюкзака мусорный пакет, банку собачьих консервов, белую фарфоровую чашку, пластиковый жгут, пластилин, склянку с театральным клеем, чернильную ручку, упаковку заколок, компактную пудру, набор теней для век, щетку для волос, презервативы, свой «зиг» с глушителем и Евин «глок».

– Так, сначала мне нужны несколько твоих волосков. Я сейчас их выдеру. – Она дергает и улыбается, когда Ева вздрагивает. – Теперь мне понадобится темная простыня. Самая темная, какая у тебя есть. Давай живо, пока я тут все приготовлю.

Сбегав в спальню, Ева возвращается со сложенной темно-синей простыней, и Вилланель кладет ее на стол рядом с другими предметами. По телевизору, который она включила, идет шумный японский боевик.

– Садись, – приказывает она, кивнув на диван. – Закатывай рукав.

Ева с некоторой опаской подчиняется. Вилланель берет со стола полую иглу для забора крови с гибким штуцером. К игле присоединена чистая поливинилхлоридная трубка. Свободный ее конец Вилланель опускает в презерватив, закрепляет соединение эластичной заколкой и принимается стягивать Евин бицепс жгутом. Дождавшись, чтобы вздулась вена, она на удивление нежно вводит иглу и открывает штуцер.

– Сожми кулак, – просит она, и по трубке начинает течь кровь, наполняя презерватив. Через пару минут, когда Евиной крови набирается где-то со стакан, Вилланель закрывает штуцер, отсоединяет презерватив и перевязывает его.