Это ты во всем виновата! (ЛП)

Так как теперь я не пойду учиться в колледж, я решила провести свой тюремный срок, выполняя самую унизительную работу: например, на коленях отскребая зубной щеткой тюремные туалеты или каждое утро заправляя кровати других заключенных, даже если они меня об этом не попросят. Я смогу стать частью тюремного пастырства и буду учить преступников, севших за поджоги, делать пожаробезопасные рождественские венки; мой пример будут использовать, чтобы нагонять ужас на трудных подростков, которых приводят на экскурсию в тюрьму ради исправления — я была бы отличной иллюстрацией того, что происходит, когда человек принимает одно неправильное и грешное решение за другим. Также я решила, что на протяжении всей оставшейся жизни я буду носить лишь один гольф как символ раскаяния и сожаления, и, может быть, в тюремной комнате для рукоделия я даже вырежу из дерева распятие, на котором Иисус тоже будет лишь в одном спадающем носке.

— Тебя за что? — спросила девчонка в байкерской куртке. — Дорогу перешла в неположенном месте? Книжки в библиотеке просрочила? Надула кого-то в «Скраббл»?

— Мисс Синглберри? — позвал меня охранник в форме. — Прошу следовать за мной.

Ну вот, сейчас охранник возьмет у меня отпечатки пальцев, сделает снимки для досье, и если я буду на них с этими искромсанными волосами и пирсингом, эти фотографии точно можно будет использовать для социальной рекламы против курения или наркотиков. Однако вместо этого охранник повел меня по коридору в зал заседаний, где стоял длинный стол, окруженный складными стульями. Здесь мои мама и папа, тетушка Нэнси, Дейв и Барбара Шулеры и Уайатт. Здесь же сидят закутанные в пледы Софи и Хеллер, хотя сама я намеренно осталась во все еще мокрой юбке и остатках блузки — потому что большего я не заслуживаю. Когда я вижу всех этих людей перед собой, я даже не знаю, у кого первого мне просить прощения. Я бегу к родителям, они обнимают меня, а я выпаливаю:

— Простите, простите меня, я самый плохой человек на свете…

— Тише-тише, — утешает меня мама. — Ты в безопасности, все здоровы, и это единственное, что имеет значение…

— Что, даже хуже Гитлера? — подначивает меня папа, улыбаясь, и это ужасно сбивает с толку и даже раздражает меня, потому что я тут вообще-то пытаюсь признаться в грехах, извиниться и принять заслуженное наказание. Поэтому я говорю:

— Пап! Я намного хуже Гитлера! Ты только посмотри на мои волосы!

— Его честь судья Генри Брюс Дрендоуэр, — объявляет пристав. — Прошу всех встать.

Все встают, и в комнату заходит судья Дрендоуэр, правда на нем почему-то нет судейской мантии. Он немного старше моего папы, и кажется, что ему совсем не хочется здесь находиться, особенно в воскресенье. Я слышу, как тетушка Нэнси бормочет себе под нос: «Фашистский подстрекатель». Я сама слышала, как эту же фразу она бросала официанту, который принес ей недостаточно хлеба, регулировщику, который убеждал ее подождать зеленого светофора, и продавщице тыкв, обсчитавшей ее на ферме.

Судья с хмурым видом оглядывает каждого. Он пристально смотрит на Хеллер, которая выглядит похожей на оборванку и под взглядом судьи сильнее закутывается в плед.

— Садитесь, — строго говорит судья и, когда все садятся, продолжает: — Это предварительное слушание, на котором я должен решить, какое обвинение предъявить и кому. Пока присутствие адвокатов необязательно, хотя я часто задаюсь вопросом, нужны ли они в принципе. И сейчас я хочу, чтобы все посмеялись, потому что я только что очень удачно пошутил, а вам всем ведь очень хочется мне понравиться, так?

Он прищуривает глаза, и все принужденно смеются, а тетушка Нэнси бормочет:

— Вот почему нас ненавидят террористы. Патриархальная свинья.

— Какие-то проблемы? — спрашивает судья тетушку Нэнси.

— Нет, Ваша честь, — смиренно отвечает та.

— Насколько я понимаю, — продолжает судья, — перед нами три молодых девушки. Или, если быть более точным, три молодых преступницы, которым нужно преподать урок. Прошу их выйти вперед.

— Ваша честь, — дрожащим голосом произнесла Хеллер, вставая. — Я бы хотела кое-что сказать.

Я знаю, что сейчас будет. Хеллер сейчас обвинит во всем меня. Она скажет, что не просила меня приезжать в Нью-Йорк, что я бесцеремонная, тупая и надоедливая. Она же будет очаровательно искренней, и все, конечно же, ей поверят. Ну и ладно. Даже если Хеллер удастся всех заболтать и выпутаться из проблем, которые она сама создала, я-то все равно заслуживаю наказания. Да даже если бы я не заслуживала, Хеллер — кинозвезда, так что она в любом случае избежит наказания, потому что именно так это и работает.

— Ваша честь, — произнесла Хеллер, — это я во всем виновата. Я заставила Кейти и Софи уехать и провести этот день со мной, я не позволила Софи позвонить ее родителям, и это я дала Кейти наркотик…