Это ты во всем виновата! (ЛП)

Судья принял решение снять с нас все обвинения, особенно после того как вперед вышел Уайатт и протянул судье три коллекционных фигурки-робота Линнеи с крыльями, арбалетами, нимбами и специальными микрочипами, благодаря которым фигурки могли произносить фразы: «Оставайтесь на стороне золота!», «Расправим крылья!» и «Смерть Криперу!».

За этим последовало как минимум полчаса обниманий, нравоучений, рыданий, еще большего количества обниманий, отчитываний, общая дискуссия о подростках, комендантском часе и мобильных телефонах, а затем снова обниманий всех и каждого, находящегося в комнате. Родители говорили мне, как сильно они волновались за меня, как были злы, как молились обо мне и как они гордятся и любят меня больше, чем я могу себе представить. Папа радовался, что наконец кто-то обрушил тот дьявольский кран, а мама протянула мне капкейк в маленьком пластиковом контейнере, который она тайком пронесла в зал заседаний в своей сумочке.

Мама и тетушка Нэнси разговаривали дольше, чем когда-либо до этого, и самое поразительное — они во всем соглашались друг с другом, особенно в том, насколько выбились из-под контроля их дочери и как их тревожит это разгильдяйское, избалованное новое поколение с их гаджетами, твиттером и непонятным языком с использованием двоеточий и скобочек. Шулеры сообщили Софи, что она теперь под домашним арестом, на что Софи с безразличием закатила глаза. Затем вся семья Шулеров попозировала для селфи с Хеллер, и я заметила, как Хеллер дала Софи пять своих личных телефонных номеров и адресов электронной почты.

— Перед тем, как мы вернемся в отель, — обратилась ко всем Хеллер вежливым и совершенно фальшивым голосом, — я могу попросить вас на минутку оставить нас с Кейти наедине? Обещаю, мы никуда не уедем, не примем ни одного запрещенного вещества и ни в кого не будем стрелять.

Как только мы остались одни в комнате, Хеллер захлопнула дверь, и улыбка сползла с ее лица.

— Окей, — начала она, — только что мы обе скормили этому судьишке 15 миллиардов бочек вонючего лошадиного дерьма, чтобы он не отправил нас за решетку. Как только мы выйдем из этой комнаты, к счастью, нам больше никогда не придется встречаться друг с другом. И после всего, что ты мне сегодня наговорила в карьере, я должна выцарапать глаза с твоего христианского личика.

— Мне жаль, что ты так себя чувствуешь, — ответила я самым скромным и добропорядочным голосом — так обычно говорят со старшими или священником.

— Хватит нести чушь, сестра Мэри-Какашка. Мне нужно тебе кое-что рассказать, чтобы покончить со всем этим раз и навсегда. Так что, если тебе захочется посплетничать с остальными Сингл-стукачами, у вас хотя бы будет несколько фактов для обсуждения.

— Фактов? Каких фактов? О твоих пятидесяти восьми домах? Твоих пяти тысячах мужей? О тридцати восьми миллионах помощников? Потому что, если мне вдруг захочется узнать об этих фактах, я могу прочитать их в любом журнале в кабинете у стоматолога. Прямо рядом со стихами о гингивите и корневом канале.

Хеллер отвернулась, видимо, чтобы не стукнуть меня.

— Во-первых, моя дорогая завистница, что ты знаешь про мои четыре дома? — Она повернулась ко мне. — Все они заложены, и когда я уезжаю, их сдают в аренду. Ассистентов мне оплачивает студия и только на время запуска фильма. И я по-прежнему банкрот.

Банкрот. Только Хеллер могла использовать это слово и тем не менее потом отправляться домой к своему личному шеф-повару, инструктору по йоге и куче дизайнерской одежды, сшитой специально для нее.

— Я расскажу тебе то, что, клянусь, обещала никому в жизни не рассказывать. Это очень личное. Ты, конечно, подумаешь, что это хрень, шутка или еще одна отвратительная глава из жизни твоей сатаны-кузины. Так вот: после съемок в «Войнах ангела», я была совершенно измучена, измучена до смерти. Я приложила кучу усилий, чтобы попасть в этот чертов фильм, и я продолжила пахать на съемках; все, занятые в фильме, работали изо всех сил — в Марокко, Вайоминге и в павильонах звукозаписи в Альбукерке, потому что мы хотели сделать фантастический фильм, и слишком многое было на него поставлено.

— Мне совершенно наплевать на то, как же это невероятно трудно быть знаменитой кинозвездой! Это, должно быть, так сложно для тебя! Что же случилось — твоя гримерка была не того цвета? Как же так студия не позаботилась о том, чтобы она сочеталась с твоим маникюром?

— Когда все было закончено, — продолжила Хеллер, отказываясь удостаивать вниманием мои слова, — я думала, что наконец смогу выдохнуть. Я думала, что независимо от того, будут ли меня ненавидеть журналы или нет, никто не сможет сказать, что я не выложилась на полную. Вместо этого я опустилась на самое дно, и это было слишком даже для меня. Я не могла ни есть, ни спать, ни просто сидеть на месте. Я постоянно прокручивала фильм в своей голове, в агонии выискивая моменты, где я могла бы сыграть получше. Я пришла к выводу, что все хейтеры правы, что я мышиная блевотина и что все об этом узнают, как только выйдет фильм.