Это ты во всем виновата!

У меня на языке вертелась еще одна гадость, но я сдержалась. У Хеллер было странное, отсутствующее, подавленное выражение на лице. То же самое выражение, которое у нее появилось в Мэдисон-сквер-гарден после того, как Эйва Лили Ларримор что-то прошипела ей на ухо.

— Я снова начала выпивать, — продолжила Хеллер, — употреблять метамфетамины и тусоваться с такими людьми, которые могут дать тебе все что угодно, пока они могут оставаться еще две недели, два месяца или пару лет в твоем коттедже; которые привозят туда своих друзей из Бразилии и которым ты оплачиваешь все телефонные счета. И я мирилась с этим, потому что, когда ты так пашешь, когда отдаешь всю себя в эти пять интенсивных месяцев съемок, потом тебе просто необходимо найти этому какую-то замену, чтобы остаться в атмосфере блеска и искр. Но в конце концов я сломалась. Однажды утром — точнее было уже три часа дня — я проснулась и поняла, что впервые в жизни я совершенно одинока. И это было невыносимо, потому что я осталась наедине со своими мыслями о том, какой я отстой и что я недостойна жить. Я заметила, что исчез мой плазменный телевизор, ноутбук и вся моя ювелирка, включая мамино кольцо с бирюзой, которое, как она всегда утверждала, отгоняет злых духов. Потом мне пришло сообщение, что мой телефон взломали и что, если я не переведу сумасшедшую сумму денег куда-то на Канарские острова, мои обнаженные фотографии заполонят интернет, а это будет означать провал фильма и всей моей оставшейся репутации, да и жизни в целом.

— И я точно знала, — сказала кузина, — о каких именно фотографиях шла речь, потому что я сама отправила их одному придурку; он рок-звезда, ну или считает себя рок-звездой. Я думала, что люблю его, и хотела показать ему, какая я взрослая. Я не заплатила хакеру, и когда мои фотографии были повсюду, я пыталась убедить себя: блин, да какая разница, если другие, даже если весь мир, увидят меня обнаженной? Но все же — это ведь весь мир, смотрит на меня, отправляет эти фотографии своим друзьям; все смеются и говорят те вещи, которые всем так нравится говорить — типа: «Наконец-то эта тупая шлюшка Харриган получила по заслугам».

В тот момент я была невероятно благодарна родителям за то, что они не разрешали мне проводить много времени в интернете. Я ни за что не хотела бы быть сейчас на месте Хеллер, быть такой же опустошенной, грустной и поверженной. Я почти потянулась утешить ее, но сдержалась.

— Я отключила везде электричество, закрылась в спальне и зажгла кучу свечей — потому что это же Лос-Анджелес, так что если ты хочешь покончить с собой, ты должна быть в окружении свечей, правильно? Ну хотя бы свечей с ароматом сандалового дерева и зеленого чая, и несколько палочек с ароматом ванили в керамической кружке.

— Хеллер, — начала я, хотя совершенно не имела понятия, что сказать. Неужели она серьезно? Она хотела убить себя?

— Я собиралась сделать следующее. Я хотела накуриться травы, плюс у меня оставались таблетки, которые я выстроила в ряд на своем маленьком буддистском алтаре — я собиралась проглотила их и запить бокалом белого вина. Это было что-то вроде меню для вечеринки суицидника или детской вечеринки в честь дня рождения — если добавить сюда клоуна с безглютеновыми пирожными и соевым молоком. Я собиралась сделать это в ванной, которую наполнила теплой водой, капнула масла лаванды, украсила воду плавающими камелиями. Мне казалось, что заголовки в газетах выйдут очень романтичными: «Семнадцатилетняя Хеллер Харриган найдена мертвой посреди зажженных свечей и камелий». Чтобы все изрыдались над моим телом и уж наверняка забыли о фотографиях голой Анны Бананы.

Что самое ужасное, я очень четко представила себе эту картину. Но еще ужаснее то, что я начинала сочувствовать Хеллер.

— Я начала по одной таблетке, — продолжала Хеллер, — медленно, чтобы меня не стошнило, и тут кто-то начал колотить в мою дверь. Я подумала, что это дилер или кто-то, забывший у меня дома свой кальян с монограммой, или даже копы. Но я не собиралась никому открывать. Потом я услышала, как дверь слетела с петель, открывшись нараспашку, и мне стало страшно. Потому что, простите, но я хотела убить себя, а не быть убитой кем-то. Так что, мистер Серийный Убийца, — подумала я, — даже не пытайся разрушить мой тщательно продуманный план. Я слышала, что взломщик подходит все ближе и ближе, но, думала, ладно, какая разница, даже если это серийный убийца — все равно я в конечном счете умру. На самом деле, киллер, особенно если он будет в маске Сумеречного Крипера и с букетом увядших роз, мог быть отличным поворотом сюжета: «Семнадцатилетняя Хеллер Харриган мертва. Крипер победил».

— Дверь спальни открылась, и на пороге стоял Оливер. Мы с ним не разговаривали несколько недель подряд, и я отказывалась от всех встреч с ним. Он постоянно писал мне сообщения и, видимо, догадался, что я могу решиться на то, чем я в тот самый момент и занималась. И знаешь, что самое странное?