Это в сердце было моем

Рожденный в рубашке

Отвага Джебраилова снискала к нему любовь и уважение товарищей по отряду, а неуязвимость его просто поражала.

- В рубашке родился! - посмеивался Пинар, хлопая по плечу своего друга.

Но какой ценой давалась эта неуязвимость!

На полной скорости мчался немецкий эшелон. Находившиеся в нем отпускники тешили себя мыслями о теплом южном море. Когда поезд пошел под уклон, раздался взрыв, за ним последовало еще несколько. Полезли друг на друга вагоны. Скрежет и грохот заглушали стоны раненых. С высокой насыпи партизаны открыли огонь в упор по выскакивающим из вагонов гитлеровцам. Однако это были не тыловые немцы, а обстрелянные солдаты и офицеры с Восточного фронта. Они быстро пришли в себя и залегли в цепь. Партизан накрыл плотный ответный огонь, полетели гранаты.

- Уходите, прикрою! - крикнул Ахмедия товарищам.

Он сменил в ручном пулемете диск и хлестнул по немцам длинной очередью. Прижимал их огнем к земле до тех пор, пока не скрылся в лесу последний из бойцов его группы. Можно было уходить, но в это время перед его глазами плеснуло пламя, ударило в голову, и он потерял сознание.

Очнулся ночью на чистой койке. Огляделся - просторная палата, в углу трое переговариваются на немецком языке, кто-то бредит. Понял, что находится в немецком госпитале. Вероятно, когда его подобрали, из-за фельдфебельской формы приняли за своего и привезли сюда. Он встал, вышел в коридор, распахнул окно. К счастью, оказался первый этаж. Ахмедия выпрыгнул и садами выбрался в поле.

После операции в отряде было непривычно тихо. Давило общее горе - погиб ставший всем дорогим русский парень. И вдруг часовой окликнул двигавшееся прямо на него "приведение"... Через несколько минут все хохотали - целый и невредимый, в одном нижнем белье перед ними стоял Рус Акмед. Ахмедия перевел дух, на него смотрели родные, улыбающиеся лица: Дюма, Пьер, Филипп, Пинар, Бессек. Дома!

Но следующая операция едва не оказалась для Джебраилова последней. Отряд получил задание контролировать движение по железной дороге на участке Марсель - Лион - Дижон - Париж. С этой целью партизаны сделали длительный марш-бросок и встали лагерем в горах под Дижоном.

Как-то в полдень Ахмедия с Бессеком обходили посты. Лейтенант был грустен.

- Что-нибудь случилось? - спросил Ахмедия друга. Бессек указал на ближнюю гору.

- За ней моя родная деревня. Там семья. Совсем рядом, а когда увижу? Как там они?

Тревожное предчувствие его не обмануло. В тот же вечер его младший брат примчался в отряд с тревожной вестью: "В деревню идут каратели!.." Принимать бой без предварительной разведки было опасно, но времени уже не оставалось. Отряд выступил. На подходе к деревне партизаны обстреляли карателей, но неожиданно это оказалось крупное подразделение эсэсовцев. Они взяли отряд в кольцо. Неся потери, маки вырвались из окружения, но Ахмедия среди них не было. Раненный в ногу, он остался за пулеметом. Когда кончилась лента, ловил черные мундиры на пистолетную мушку. Мушка плыла - слишком много потерял крови. Щелкнул вхолостую боек - все, пустая обойма. Шатаясь, Ахмедия поднялся. Сорвать кольцо с гранаты не хватило сил...

По дороге в Дижонскую комендатуру его методически избивали. Бессознательного бросили в подвал. Немцы и не подозревали, насколько им повезло, - попался наконец столь тщательно выслеживаемый ими "Рус Акмед". В расклеиваемых по городу листовках они объявляли о завтрашней казни "разбойника-партизана". Ахмедия лежал в подвале и не знал, что в перестрелке убит брат Бессека, что деревня, в которую вошли каратели, сожжена, а жители ее расстреляны. Ночью сквозь забытье до него донеслись автоматные очереди, разрывы гранат - товарищи пытались его освободить. Неудачно.

Наступило серенькое утро. Ахмедия вывели на улицу. Обложенное тучами небо сеяло мелким дождем. Ему сковали руки цепью, на плечи набросили петлю, другой ее конец привязали к хвостам лошадей. Лошади рванули, Ахмедия упал... К месту казни его потащили волоком. В центре городского парка стоял развесистый каштан, под ним - табуретка. На нее поставили партизана. Эсэсовец начал зачитывать приговор. Дерево окружили автоматчики, за ними толпился пришедший проститься с отважным макизаром народ. В первых рядах стояла Сарра. Эсэсовский офицер закончил читать перечень "злодеяний" приговоренного. Ахмедия выпрямился, посмотрел на небо. Сарра зажала платочком крик - рассыпанные ветерком иссиня-черные волосы Ахмедия вмиг посеребрились. Вокруг его шеи захлестнулась петля. "Смирно!" - скомандовал офицер, охранники щелкнули каблуками. И в это время затрещали автоматные очереди. Партизаны, проникшие на казнь под видом зрителей, в упор расстреливали охрану. Началась давка. С Ахмедия сорвали петлю, усадили в машину. Приземистый "мерседес" запетлял по улицам Дижона, остановился около церкви. Рус Акмеда внесли внутрь. Над ним склонился старик-священник.

- Мой бог, совсем еще мальчик! Не беспокойся, здесь ты в безопасности, мы тебя вылечим.

Так Ахмедия Микаил-оглы Джебраилов родился в третий раз.