Это Вам для брошюры, господин Бахманн!

Принесите, пожалуйста, счет, сказал я. Она кивнула. Я прикинул в уме – двенадцать пятьдесят, два кофе и рюмка анисового ликера, это стоит всегда двенадцать пятьдесят, если, конечно, не стремиться в фешенебельные кафе, а я никогда туда и не стремлюсь, не столько по экономическим соображениям, сколько потому, что меня раздражает буржуазная публика, которая там тусуется, ненавижу запах чересчур дорогих духов, ненавижу их манеру подзывать официанта, помахивая кредитной карточкой. Довольно удивительно, пробурчал я, когда официантка принесла счет, два кофе и рюмка ликера в этом простеньком кафе, его уж никак не назовешь фешенебельным, два кофе и рюмка ликера – пятнадцать пятьдесят! – это, по-видимому, ошибка, сказал я, у вас там, должно быть, вирус завелся в компьютере, бинарное исчисление подгуляло, этот счет неверен, он не может быть верен, подчеркнул я, у вас же ни в коей мере не шикарное кафе, наоборот, скорее дешевое, если судить по интерьеру и посетителям, честно говоря, даже не дешевое, а просто скверное, подозрительное кафе, в хороших кафе девчонки не сосут леденцы и не читают дешевые покеты, в хороших кафе вообще не принято читать ничего, кроме финансовых приложений к правоконсервативным газетам, там, в хороших кафе, не услышишь, чтобы официантка невыносимо фамильярно тыкала посетителю, это непростительное нарушение приличий, это, можно сказать, плевок в лицо принадлежащим к элите посетителям фешенебельных кафе, те готовы выложить состояние, чтобы к ним не обращались на «ты»… У вас серьезная проблема с кассовым аппаратом, сказал я шутливо, у вас что-то не то с бинарными функциями, если, конечно, вы не пытаетесь просто-напросто меня надуть, что было бы верхом цинизма. При этом обвинении лицо официантки покрылось красными пятнами. Не поймите меня неправильно, сказал я с улыбкой, давая ей понять, что я и в самом деле считаю, что это не ее вина, скорее всего, что-то с бинарными функциями, но счет неверен, ничего не сходится, и никто даже под пистолетом не заставит меня заплатить за два Milchkaffee и рюмку ликера больше, чем двенадцать пятьдесят, ни цента, особенно в таком, мягко говоря, средней руки кафе, в этой дыре… может быть, вы перепутали и принесли мне чужой счет? – проверьте хотя бы вот того, которого мучают любовные переживания, или девицу с леденцом на палочке, скорее всего, кто-то из них сделал заказ на пятнадцать пятьдесят, особенно подозрителен этот несчастный влюбленный, несчастные влюбленные частенько заказывают алкогольные напитки в немереных количествах, чтобы утопить горе в вине, у меня же, добавил я, никакого горя нет и в помине, я не люблю ни одну женщину, наоборот, я ненавижу некую женщину, свою жену, примкнувшую к лагерю моих палачей, и то, что вы перепутали мой счет с чьим-то еще, девицы с леденцом или парня с переживаниями, явно вызвано нарушением бинарных процессов в вашем аппарате. И к чему такое нарушение приведет, догадаться нетрудно: к невольному мошенничеству в особо крупных размерах, речь может идти о миллионах, поймите меня правильно, поспешил я ее заверить, я ничего не имею против вас лично, я вообще никогда не имею ничего против кого бы то ни было лично, но вы должны разобраться с этим совершенно очевидно ошибочным счетом.

Мой уверенный тон, очевидно, подействовал – она ретировалась к стойке и начала возиться с кассовым аппаратом, проверяя счет. Через мгновение она направилась к моему столику с торжествующим выражением лица, помахивая копией моего счета и так называемой винной картой. Все правильно, сказала она, сделайте одолжение, проверьте сами, вот цены, вот мой калькулятор, проверьте – и вы убедитесь, что счет совершенно правильный. Ну что ж, это сражение я тоже проиграл, дружелюбно, но с грустью сказал я, заплатил, вышел на улицу и тут же пожалел о своем решении – там, в кафе, было по крайней мере тепло.